Этот текст (сейчас) – не мог помочь, но – примирял: Слово становилось его внутренним миром.
Однако же (есть в этом самосарказм) – даже Перельману необходим мир внешний. Поэтому (в здешнем аду) – он продолжил цепляться за Слово: оно действительно становилось его плотью.
Но ведь для того, чтобы плоть взять точкой отсчёта всего (особенно если тело потеряло сознание – это предыдущая точка) – надобна женщина; Перельман не вспоминал о Хельге: хельг (вокруг) – много, любую из них – возможно перекинуть в Дульсинею; вот так, например:
Этот текст помог ему. Он понял, что именно пред-чувствует на своей коже. Пыль и пот. Когда капля пота (или крови, или спермы, здесь это всё равно) катится в пыли, она ею и оборачивается, покрывается: как будто кобылица Блока вдруг обернется в стелющийся и сминаемый ею ковыль!
Дабы определять: ковылять ей или ковать?
Кузнец, когда подковывает коня, на чьей он стороне? По которую от горизонта то есть. И не слишком ли много поэзии в этой «кажущейся» точке поворота со-бытий?
Но из этой точки видится: кузнец на своей стороне.
А эта примитивная маргинальность, иллюзия экзи’станса – персонифицирована в патриотах «своей» Украины: вся эта пена дней, помутившая простую реальность – в которой Перельману предстоит убивать смерть.
Именно так: аутентист Перельман, человек-прозрение, должен физически (а не только на экране своего монитора) версифицировать реальность, убирая из неё «помехи» себе… Начали.
– В расход, – сказал о Перельмане второй патриот «своей» Украины, соглашаясь с товарищем. – Никакой от него не будет пользы, никто не поверит, что он москальский диверсант, засмеют как Ляшко с его фальшивым корректировщиком.
Он имел в виду тогда ещё памятный (потом – сколько их было) конфуз на специфическом украинском tv.
– Денег на нём не срубить, – согласился первый патриот «своей» Украины (на деле имея в виду не вульгарную наживу, от которой пришлось отказаться, а – скорее-скорее-скорее этим убиением благо-даря – из-за своего нетерпения национального сердца и убогости национальной мысли – имея в виду: сотворение политического Украинца – по их подобию, словно бы было возможно срубить пленнику голову и приставить другую взамен (благо, сирийский опыт видеоказней нагляден).
Перельман (про себя) – улыбнулся: да, денег на нём не срубить.
Ты желаешь мудрствовать о непостижимом? Но умеешь ли понять, как проникают в тебя разлагающие душу сомнения и можешь ли (вне своего экзистанса) научиться прогонять их? Постигни сначала это, а потом (если нужно) мудрствуй о непостижимом. (цитата по памяти – близкая Святому праведному Иоанну Кронштадскому)
Улыбка Перельмана (медленно напитываясь кровью и болью) перетекла от его разбитых (внешне) губ в его затуманенный (внешне) взгляд…
Снова слово становится делом и грозит потрясеньем основ! Что опять потребовало поэзии:
Чеширская улыбка Перельмана потекла по линии его затуманенного (внешне) взгляда, взяв с собою перельмановы кровь и боль. Чеширская улыбка Перельмана (я и сам не заметил, как она становится действующим лицом этой правдивой истории) коснулась бритого затылка одного из патриотов своей Украины…
– Нет! – сказала сама себе чеширская улыбка Перельмана. – По моему, я пропустила моё рождение на этот свет.
Следует признать, что она права.
А раз уж она права, а я (автор этой правдивой истории, лев), то в моей власти сейчас дать улыбке возможность поступка: снова Слово становится делом и грозит потрясением основ.
– Раз уж мы рассматриваем смерть на просвет (так и видится прозрачный фарфор сосуда), то и рождение рассмотреть должны, – сказала чеширская улыбка, все ещё касаясь затылка украинского патриота…