Что было бы, если бы смерть была

Впрочем, этот факт настолько же меньше истины, насколько меньше её прозрение Перельмана: нельзя сравнивать большую и меньшую бесконечности – любое сравнение есть умаление добра (мольба о понятном).

Но это всё мудрствования о непостижимом. Об истине и родине мы ещё успеем поговорить. Ибо наше с вами время – пластилиново: захочу – вернусь и пересмотрю то, чего ещё даже не видел… И то не видел, и это, да ещё и сё…

И Перельман вновь вернулся в себя – оставленного без сознания, и оба его допросанта были всё ещё «живы» (быть может, их – в этом варианте реальности – следовало оставить жить); ведь и у Перельмана тоже были дела здесь, в этой жизни.

Поэтому – опять и опять ипостась Перельмана (та, что в украинском подвале возвращает себе чувства: обоняние, осязание, половину слуха, полуприщур зрения) решила вернуть себе вкус и (благодаря другой душе Перельмана, двинувшей стрелку курсора) ощутила нёбом леденящий и трезвящий глоток медицинского спирта.

Опять и опять она ищет себе вариант бытия, наиболее близкий к прозрению и полному исцелению, осознанию целого.

– Не прими, тело моё, за пиянство, но прими за лекарство!

По всему застенку пронесся запах талого весеннего снега…

Где горизонта нет и нет предела,
Там нет и дела для тебя, о не-любовь!
Там нет и тела для тебя, вода сосуда!
Но сделал я простую вещь, поскольку жив:

Пороки Ганнибала, Александра,

Когда б мы видели без дарований их…
Я отпущу на волю ваши страхи:
Тела, что превращаются в труху,
Старух, в которых обратятся жены!

Но можешь ты спокойно угощать

Меня согретым снегом из ладони.

Пришло (к нему) – время телодвижений. Опять и опять (к нему) – пришло время. Но на этот раз (так ему захотелось) – в унисон с последнею строчкой: по всему застенку действительно – словно бы в ладонях – пронёсся запах весеннего снега.

И тогда Перельман-в-застенке (а это был Перельман-будущий, уже более опытный в желаниях) приоткрыл своё забрало век… Словно бы в застенках средневекового замка!

А чеширская улыбка вновь погнула континуум.

Хотя век сейчас двадцать первый, да и деятельных патриотов Украины,

бойцов Правого сектора, сложно было с-читать оппонентами в рыцарских ристаниях.

Но – их следовало обязательно с-честь! Во имя собственной чести и хорошего чтения.

Но – это благие на-мерения: мера Бога во смертном теле…

Это вечность – ве-щает, но – душа имеет дело с тем «телом времени», в котором она сейчас тоже «изгибается»…

Это его налитый кровью и болью глаз – приоткрылся, чтобы острый – зрачок упёрся…

Это деятельный патриот Украины – как раз над ним наклонился!

– Сто сарацинов я убил во славу ей.
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.
Но сам король, лукавый сир,
Затеял рыцарский турнир…

Я ненавижу всех известных королей, – не очень уместно (когда его острый зрачок упирался в «своего» патриота) подумал Перельман (а так же подумал, что и амбициозная Хельга – тоже по своему прекрасная дама-Дульсинея).

Второй патриот «своей» Украины – отвлекся, вполуха прослушивая на диктофоне запись допроса.

Перельман (победитель) – подумал о разнице между живым и мертвым. То есть (банально, но у Бога действительно мертвых нет) – о жизни живой и жизни мертвой: в этом ему очень помогла на-глядная (даже взглядом можно огладить) встреча с Виктором Топоровым и Максимом Кантором.

И очень хорошо, что во всем запредельном приняла участие очень понятная Хельга.

Но – сейчас важно рассмотреть переходы из живого в мертвое! Допросный подвал украинского под-сознания даёт такую возможность.

Одна ипостась Перельмана (та, что в украинском подвале и с пробитою барабанною перепонкой) – на-стала возвращать себе чувства: она брала их одно за другим! Обоняние, осязание, половину слуха, полуприщур зрения.

Зато другая душа Перельмана (прошлая, перенесенная в будущее, см. первую часть) – за-двигала стрелку на экране монитора, раз-мышляя (а так же два-мышляя и три-мышляя, ибо ипостасей – как истин), как высвободить бренное побитое тело из украинского плена.

Ипостась Перельмана (та, что в украинском подвале возвращает себе чувства: обоняние, осязание, половину слуха, полуприщур зрения) – решила вернуть себе вкус и (благодаря другой душе Перельмана, двинувшей стрелку курсора) – забежала на-перёд.

Это ещё – в свой черед – обязательно будет разъяснено: Виктор Леонидович Топоров обязательно попробует угостить Перельмана водкой, и не получится у него) эта ипостась – ощутила нёбом леденящий и трезвящий глоток медицинского спирта…

И выздоровела.

– Не прими, тело моё, это хлебное вино за пиянство, но прими за лекарство!

По всему застенку пронесся запах талого весеннего снега…