Читаем Что было бы, если бы смерть была полностью

В кромешном свете первые ступени,Мои колени и твои колени.Ведь я запутался в твоих ногах,Как в травах и дорогах, берегахСиницей, что в руках.И вот она, испуганная птица,Не больше журавля в твоих глазахКолодезных, когда своим ведромЯ проникаю в самое нутро,Ища себе такой воды живой.Мертвы мы были, или я с тобойНе жил, не спал, не путался в ногах,Как между скал, что Сциллой и ХарибдойСовокупятся, как в последней битве?В кромешном свете первые ступени,Мои колени и твои колени.

Потом он позволил, чтобы в его реальности нашлось место телодвижениям: наконец (но это ещё не финал) херои добрались до Перельмана.

Теперь меж ними и Перельманом не было ни пространства, ни времени, но – меж них стояло Слово. Ещё вполне бесплотное, оно казалось преодолимым.

Конечно, это было не так.

– И в этом ты виноват, – сказала Роксолана. Ты смел лишь оттого, что не-касаем. Оттого, что убить тебя нельзя. Именно ты виноват, что всё не так.

– Да, – просто согласился Перельман.

Женщина его вино-ватила (хотя он и так был колорад и ватник). Мужчина всегда вино-ват(ник). Мало или много любит, мало или много работает, мало или много заботится. Всё это не имеет значения для её женского «я так хочу быть»: это инструмент власти (то есть принуждения), которого не изменить.

Ну так и не стоит менять.

– Ты не попробуешь оправдаться? – спросила Роксолана.

– Мне всё равно, – ответил Перельман.

Всё это самолюбование женщины – не имело к нему отношения. Его занимал вопрос: зачем человеку женщина? Понятно, что Великая Жена – необходима; но – в каждой своей ипостаси – предаёт (быть может, в этом и смысл) на преодоления себя (часто ведущие к погибели); каждому даётся по силе его.

Но это – с женщиной. А докучливыми хероями Украины сейчас было занято слово «равно» – персонифицированное пространство Слова. Негаданно для хероев оказавшееся гораздо менее бесплотным, нежели они привыкли.

Дальнейшее выглядело не менее саркастично, нежели выяснение отношений (почти что семейственных) женщины с фактически убиваемым ею мужчиной.

От смешного до великого не было даже шага.

От смешного до великого пролегала отвага: «Эзоп, уже готовый броситься с обрыва, сказал хероям своей Украины:

– Уговаривал я вас на все лады, и все понапрасну, потому расскажу вам басню: Один крестьянин прожил всю жизнь в деревне и ни разу не был в городе. Вот он и попросил детей отпустить его посмотреть город, покуда жив. Запрягли ему домашние в телегу ослов и сказали: Ты их только погоняй, а уж они тебя сами довезут до города. Но по дороге застигла его ночь, ослы заблудились и завезли его на самый край какого-то обрыва. Увидел он, в какую беду попал, и воскликнул: Владыка Зевс, и за что мне такая погибель? Добро бы ещё от лошадей, а то ведь от каких-то ослов! Вот и мне обидно, что я погибаю не от достойных людей, а от рабского отродья.»


И подумал тогда Перельман (которого только отвага отделяла от обступивших его «афи’нян»), подумал и сразу разрешил себе эту простую мысль: что, если нет ничего, кроме классических образцов?

И тотчас решил проверить несомненную правоту этой мысли. Для чего отправил Эзопа в Санкт-Ленинград.

И хорошо, что не на берег острова Кипр, на который во-вот должна была ступить Афродита (Мария Назаре из рассказа Анахорет); и хорошо, что не на ту балтийскую пустошь, что была там во времена Эзопа, но – прямиком в «моё» время: дабы я (если захочу) мог бы с Эзопом побеседовать и согласиться с ним, что времена Луция Аннея Сенеки и Петрония Арбитра никогда не заканчиваются.

Более того, даже и преобладают в нынешнем реально-виртуальном со-бытии. Эта мысль была не менее правильной, оттого требовала не менее тщательной проверки.

Более того, эта мысль потребовала, чтобы Перельман – перестал распыляться.

Он (еврей и гений) – перестал растекаться мыслью по «древу»: до него (наконец-то) добрались херои Украины; но (не смотря на это) – он опять и опять версифицировал реальность.

Он вспомнил (а вспомнив, повторил) слова некоего трубадура Вальтера фон дер Фогельвейда (при этом ощутительно менялись не только языки, но и сами шрифты и их оттиски на листах):

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное