Что было бы, если бы смерть была

– Ты прав, бывший раб, к роли Мальца мы ещё обратимся, – сказал Николай Перельман, – Хотя эта сцена взята нами из Петрония, но вполне сходна с твоими баснями: души, на землю павшие, больше в игре не используются.

Пока Эзоп собирался ответить, к ним подбежал еще один Перельман (отставший – тот, что прежде был у монитора) и в свой черед принялся озирать Эзопа.

Я не скажу, что в слове «озирать» (кроме самого Слова) – заключены Осирис и Анубис: бог смерти и воскресения и бог смерти и похорон (есть версия, что это единственный оставшийся на земле египетский бог): вот так мы и «озираем» – убивая мгновение, преображаем его воскресением (делая мгновением вечности) либо навсегда хороним.

И ведь было на что посмотреть-озарить: освобождённый раб, облекшись в джинсы и футболку (джинсы американские, а футболка из Парижа), оставался вполне бос и не собирался понимать, почему эта босоногость – не совсем правильно в современном нам Санкт-Ленинграде.

Впрочем, был то ли июнь, то ли июль месяц (скорее июль, если мы допустили в звучание моей истории древнеримские ноты): было не холодно; впрочем, не суть важно! Перельман у монитора быстро слился с Перельманом из Украины (и прочими-прочими-прочими, вследствие чего ему отпала нужда озираться) и решительно произнес на латыни:

– Вот тот, с кем нам всем предстоит возлежать на пиршестве духа

Эзоп ответил – по своему, на древнегреческом:

– Хорошо бы ещё (кроме славной компании) найти дом, то есть помещение для всех наших сущностей, где нам предстоит возлежать за обедом.

Перельман знал, что в Борее есть кафе. Но был уверен, что ни в коем случае не будет там обедать. Он представил, что раб Эзоп попрекает мочащегося на ходу Ксанфа… И тотчас – пространство и время отозвались.

«Лысый старик, меж тем, щелкнул пальцами. Один из евнухов по сему знаку подал ему горшок. Удовлетворив свою надобность, старик потребовал еще воды на руки и свои слегка обрызганные пальцы вытер о волосы одного из мальчиков.»

–  Души, на землю павшие, больше в игре не используются? – усмехнулся Перельман, после чего привел ещё версификацию:

Так молодой дельфин в своей поре
Играет волнами, и женщина играет
С толпой любовников… И вдруг разоблачат!
И нагота как смерть, и как бы умирает

Ее душа…

Так отчего ее душа не умирает?

А оттого: она всегда играет!
Так журавли всегда ломают небо,
Вбивая клин… Ведь небо вместо камня

Для пирамид!

Мир состоялся из посмертных масок

(мы состоялись из посмертных масок)…
Но я играю сказку перед всеми,
Поскольку ведаю: игра не умирает.

После чего спросил – сам себя (так же, как мир ищет мира в душе): означает ли сия версификация мира, что ни на что в мире никому из них (при этом он не имел в виду Эзопа, а только собранных сейчас воедино перельманов) не на что опереться?

Ни на жизнь. Ни на смерть. Люди во внешнем мире бьются за ресурсы, и всё это настолько несерьезно, что и говорить не о чем.

То есть (на деле: ибо в начале было Слово) – никаких ресурсов у них нет, и они бьются за пустоту… Однако разговоры продолжились:

– Хочу в баню, – сказал вдруг Эзоп, бывший раб.

Из вынужденного уважения к его прошлому пришлось отправляться в баню. Ну и слава Зевсу – сделаем перерыв в подвигах: ведь следует договорить о Великой Жене. Согласитесь, всё сказанное мной о женщинах (хотя и правда) – недостойно мужчины: женщину надо либо обожествлять, либо следует с ней расстаться. (Э. М. Ремарк, по памяти)

Попомните: Мария выходила из моря нагой! Подобна ли её плоть пене морской? Или пена морей подобна нагой Афродите? Как всегда в моей истории: нет вопроса, зато есть ответ (вопросом на вопрос): чего же ты хочешь?

Герой выберет (ответит) – правильно. Дурак решит, что его обманывают (или сам он обманывается) – и ошибётся (Дорога Доблести); итак: чего же ты хочешь – там, где почти ничего не получишь?

И всё дело в этом «почти». В чистоте и полноте (почтительности к миропорядку): здесь мы начинаем понимать Эзопа (бывшего раба) – попросившегося в баню: Мария Назаре – выходит из пены морей, и кто возможет описать такую женщину?

Совершенной (в рамках миропорядка) – невозможно.

Разве что – совпадениями, тонкостями, необратимостью потерь: Знаками Дороги. Мария так и не приехала в этом году в Гагры (рассказ Анахорет); тогда Николай Перельман (моя ипостась) – нарастил её плоть вокруг солнечного луча… Казалось бы, всего лишь движение курсора.

Ан нет! Когда я покинул берег Русского мира (пришло время возвратиться в Санкт-Ленинград) – происходило это вечером: мой самолёт вылетал ночью и прибывал в Пулково утром.