Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Ты всё еще не расстался с этими бредовыми измышлениями? Честное слово, за эти десять лет я думала у тебя будет достаточно времени чтобы понять, какая всё это нелепица. Я понимаю ты был очень привязан к Джону и его преждевременная смерть стала для тебя настоящим ударом. Но может хватит уже носиться с этим безумием? Я любила и обожала Джона не меньше чем ты и во время его болезни практически не выходила из капеллы Святого Мартина, умоляя Создателя сохранить ему жизнь. Но Господь решил иначе и тебе пора бы примериться с этим. Ты не представляешь как мне было тяжело тогда. У меня сердце разрывалось при мысли что Джона больше нет, а тут еще ты, как спятившая сивилла, кричишь на каждом углу что я убила его. Да ради чего?! Я и так была королевой этой страны. Но когда Джона не стало, я в первую очередь должна была думать о сыне. Все эти стервятники с Севера и Юга уже подымали свои головы и точили ножи за моей спиной. Они готовы были разорвать меня на кусочки, а заодно и всё наше королевство. Я должна была спасти нашу страну и своего сына, и только поэтому возложила корону на себя. И ты, как канцлер и великий ловчий, должен был быть на моей стороне, прикрывать меня, помогать мне. В конце концов если я так уж тебе не по душе, ты мог бы помочь мне хотя бы для того что бы у сына Джона не отняли его законный трон. – Лицо королевы раскраснелось. Она говорила неистово и страстно.

Герцог очень внимательно смотрел на Марию-Анну. Когда она замолчала, он сказал:

– Когда глядишь на тебя, честное слово, начинаешь сомневаться в существовании бога. Ибо не ясно почему он позволяет ходить по земле столь жестокому и коварному чудовищу как ты. По моему разумению ему следовало уже давным-давно испепелить тебя своей молнией. Я прихожу к мысли что видимо Господь допускает твоё существование по той же причине что и существование чумы. Как наказание и урок нам нерадивым грешникам.

Мария-Анна покусала верхнюю губу и вздохнула.

– Если я такое уж чудовище, как вы говорите, то тогда почему я позволила вам жить все эти одиннадцать лет?

Филипп дю Тьерон пожал плечами:

– Кто знает, графиня, пути Зла порой также неисповедимы, как и пути Господни.

Он обращался к ней по титулу, который она носила до того как стала королевой и он делал это всегда. Конечно пытаясь унизить её, показать, что не считает её той, кто она есть. Но Мария-Анна не ощутила ничего по этому поводу. По какой-то причине это нисколько её не задевало. Она считала что упрямого старика нельзя не переубедить, не заставить. Но задав ему свой вопрос, она с удивлением задумалась и сама: "По какой собственно причине я позволила ему жить все эти годы?"

Они долго молчали, каждый о чем-то размышляя.

Но наконец герцог хмуро спросил:

– Так всё-таки по какой причине я здесь?

– Я думаю ты уже слышал, что двадцать шестого числа сего месяца в Реймсском соборе состоится церемония. Мне нужно чтобы ты был там.

– Церемония чего? – Спросил герцог. И вдруг усмехнулся и добавил: – Твоего отречения?

Мария-Анна почти вздрогнула.

– С чего ты взял? – Заледеневшим голосом поинтересовалась она.

– Не знаю. Подумалось так. Может в тебе наконец проснулась совесть. А может ты понимаешь, что без сына Джона Вальринга тебе все равно не удержаться на троне и ты, дабы избежать унижения, решила уйти сама.

– Без сына Джона Вальринга? – Еще более холодным тоном повторила Мария-Анна. – Ты что-то знаешь о моём сыне?

И она отчетливо увидела как герцог смутился, даже кажется испугался, побледнел, отвел глаза куда-то в сторону.

– Я слышал, что он сильно болел, затем был похищен и до сих пор не найден. Значит есть вероятность что он погиб.

– Ты смеешь мне говорить о смерти моего сына?!

Герцог вдруг посмотрел на неё с невероятной злобой. Мария-Анна, удивленная, почти отшатнулась от накала этого взгляда.

– А какое мне дело до твоего сына? Разве тебе когда-нибудь было дело до чужих сыновей, которых ты убивала сотнями?!

– О чем ты говоришь?! Ты совсем что ли спятил на старости лет? Раньше обвинял меня в смерти Джона, теперь будешь вешать на меня клеймо проклятого царя, убивавшего младенцев Вифлеема?

Филипп дю Тьерон постарался взять себя в руки.

– Все клейма что на тебе есть, ты поставила на себя сама. Зачем я тебе нужен на этой церемонии?

– Ты должен быть там. Вся высшая знать королевства соберется в Реймсе. Значит и ты тоже. Зная твой строптивый характер и твою нелюбовь ко мне, я решила переговорить с тобой лично. И я очень, надеюсь что одного этого разговора будет достаточно и мне не придется тащить тебя туда силой.

Великий ловчий посмотрел на королеву с легким удивлением.

– Но что же это всё-таки за церемония?

– Ты, как и все, узнаешь это на самой церемонии.

Герцог задумчиво пожевал нижнюю губу и поморщил нос.

– Твой сын жив? – Спросил он.

– Не твоё дело. Ты придешь в собор? Или моему пылкому командору всё-таки придется тащить тебя туда за волосы? Какие там еще остались.

Он мрачно посмотрел на неё.

– Я приду, графиня. Приду.

53.