Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Шон развернулся и быстро поднялся по лестнице. Прошел по коридору и вошел в комнату, представлявшей из себя нечто среднее между оружейной и библиотекой. Впрочем книг здесь было не слишком много, а те что были в основном привлекали хозяина дома своими яркими сочными иллюстрациями. А вот клинков, лат, щитов, копий, алебард, топоров и прочего было предостаточно. Шон любил оружие. Больше оружия он любил разве что только красивых женщин.

Сейчас он не стал колебаться и подошел к подставке, в которой находился его старый толедский меч. Шон не спеша расстегнул пуговицы колета, снял его и выше пояса остался в одной белоснежной батистовой рубашке. Надел перчатки, взял клинок, вынул из ножен и положил на стол. Затем подошел к стене где висели кинжалы, немного подумал и выбрал итальянскую дагассу с широким клинком. Вынув кинжал из ножен, он подошел к столу, взял меч и еще раз оглядев свою любимую комнату, направился к выходу.

Войдя в гостевую залу, он увидел что Ольмерик стоит у стены, убрав мечи обратно в ножны. Протиктор не то чтобы нервничал, но явно чувствовал себя неуютно, как в ловушке, прекрасно понимая, что хозяин дома может явиться не один.

– Иди за мной, – сказал или скорее приказал Шон.

Он пошел по коридору к задней части дома, вышел через высокую рассохшуюся двустворчатую дверь на небольшое каменный балкон с потрескавшимися и потемневшими перилами, спустился по лестнице в запущенный сад и по дорожке, мимо невзрачных заросших сорняками цветников, полузасохших акаций, направился к чернеющей впереди густой дубовой рощи. Под сенью деревьев он свернул на узкую тропинку, минут десять стремительно шагал по ней и в конце концов вышел на нечто вроде опушки, просторной поляны с густой зеленой травой, словно обрызганной сотнями пестрых лесных цветков. Здесь было очень тихо и умиротворенно.

Шон сделал шагов пятнадцать от границы рощи и остановился.

Он ни разу не оглядывался, вполне уверенный что Ольмерик следует за ним по пятам и абсолютно уверенный что удара в спину ожидать не приходится.

Шон осмотрелся по сторонам, с удовольствием вдыхая теплый пряный луговой воздух. Меч он держал на правом плече, а кинжал опустил вниз. Развернувшись он почти с улыбкой посмотрел на своего врага. Ему вдруг пришло в голову, что надо рассказать Ольмерику о том кто такой Гуго Либер на самом деле, пусть это даже всего лишь фантазия. Шон, как и все, знал что норманны состоявшие на службе Дома Вальрингов приносили свою страшную клятву своими северными богами именно роду Вальрингов, а не какому-то монарху лично. Ибо давным-давно один из первых Вальрингов оказал некую бесценную услугу какому-то северному королю или конунгу и с тех пор повелось что около сотни лучших воинов далекой холодной страны охраняли род Вальрингов как бы в уплату за ту бесценную услугу. Впрочем конечно не бескорыстно. Северные варвары получали огромное количество золота за свою службу. Но зато и служили действительно верно и истово, искренне веря в силу древнего соглашения. И Шону стало любопытно что почувствует Ольмерик когда узнает, что он по сути предал род Вальрингов ибо служит женщине которая забрала трон у истинного короля и сама к Вальрингам никакого отношения не имеет.

Протиктор тем временем вынул клинки и, встав на одно колено, вонзил их в землю. После чего снял кожаную куртку, рубаху и остался голым по пояс. Ольмерик взялся за рукояти мечей, закрыл глаза и казалось задремал.

Шон пристально смотрел на него. Покрытое татуировками, чудовищными шрамами, крепкое мускулистое туловище врага не производило на него особого впечатления. Он за свою жизнь видел достаточно мертвых тел самых что ни на есть внушительных и сильных мужчин и знал что заточенная сталь легко превозмогает любую телесную крепость.

Ольмерик резко поднялся и, сделав шаг, рывком освободил свои клинки из земли. После чего пошел на противника.

Но Шон, продолжая непринужденно держать свой меч на правом плече, сказал:

– Знаешь, норманн, когда ты придешь в Валгаллу, твои братья отвернутся от тебя. Доблестные эйнхерии не захотят иметь с тобой дело.

Ольмерик замер, холодно взирая на врага.

– Почему?

– Потому что ты сражаешься за женщину, которая не достойна твоей верности. И кровь, которую ты проливаешь, свою или чужую, это кровь на алтарь предательства.

– Я верен своей клятве богам. Люди здесь ни при чем.

И чтобы покончить с разговорами, Ольмерик почти безрассудно бросился вперед, работая мечами как молотами.

Но командор отскочил в сторону и, сделав молниеносный выпад, рассек левое предплечье протиктора. Тот быстро поменял позицию.

Выставив клинки перед собой, они принялись кружить друг напротив друга.

79.