Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Олаф, глядя на неё всё так же без особой приязни, проговорил:

– Он куда-то уезжал с утра. Назад его лошадь кажется дошла уже сама. Ольмерик, ничего не соображая, просто лежал в седле. Стража у Каретных ворот вытащила его из седла и перенесла в его комнату. Теперь он там. Но скоро думаю отправиться в Валгаллу, поэтому и пришел за вами.

– Но что с ним случилось? Что он сказал?

– Он ничего не сказал. Он вообще ничего не говорит. Он весь изрезан и промок от крови. Говорю ж подохнет скоро.

Мария-Анна с яростью посмотрела на него.

– Не смей так говорить! Дубина стоеросовая!

И она стремительно пошла к лестнице, ведущей на террасу дворца.

Влетев в комнату командира протикторов, Мария-Анна застыла как вкопанная.

В небольшом помещении со спартанской обстановкой, не считая громадной медвежьей шкуры на полу, на деревянной кровати с сенным тюфяком, кожаной подушкой и вязаным одеялом лежал на спине Ольмерик. Он был абсолютно голый, только прямоугольный кусок плотной ткани прикрывал ему промежность. Мария-Анна, как завороженная, смотрела на его могучее, мускулистое, словно вырезанное из камня тело. Всю его правую руку от запястья до плеча, основание шеи и правую часть груди покрывали хитроумные узорно-геометрические татуировки зеленого, черного и синего цветов. Его широкий торс и еще более широкую грудь избороздили белесые жгуты каких-то невообразимо чудовищных шрамов. До этого момента Мария-Анна никогда не видела командира протикторов обнаженным и сейчас это могучее изуродованное раскрашенное тело произвело на неё сильное впечатление. Это было тело воина, молодого неукротимого бога войны, созданного крушить, ломать и уничтожать. Мария-Анна ощутила странное волнение, почти возбуждение при мысли о том насколько её собственная хрупкая натура нежна и слаба перед этим гранитным богатырским монолитом.

Но сейчас бог войны кажется действительно умирал.

Ольмерик лежал с закрытыми глазами, его лицо было очень бледным, а рот полуоткрытым. На белой тряпице обмотанной вокруг нижней части живота на левой стороне обильно проступила кровь. Крови вокруг вообще было много. Еще одна кровавая тряпка обматывала шею протиктора. На левом иссечённом предплечье плоть висела просто лохмотьями и кровь несильными толчками выталкивалась изнутри этого месива заливая всю руку. На груди ближе к левой ключице имелось глубокое проникающее ранение, зияющее пугающей багровой чернотой. Мария-Анна ощутила приступ дурноты и легкого головокружения. Не от вида крови и ран, а от какого-то пронзительного, терзающего всё её нутро волнения за Ольмерика. Она даже не понимала, что она собственно чувствует, но твердо знала, что нестерпимо хочет, чтобы этот человек оставался живым.

Над Ольмериком колдовал короткостриженый коренастый седовласый Седрик, самый пожилой из протикторов. И хотя он тоже считался телохранителем королевы, он никогда не появлялся рядом с ней и никаких дежурств возле её покоев не нёс. В отряде протикторов, который насчитывал почти сотню человек, Седрик исполнял роль некоего хранителя древних знаний, роль почтенного мудреца к которому молодые приходят за советом, ну и заодно роль знахаря и может быть отчасти колдуна. Но главное, что Седрик всю свою жизнь был воином, а также разбойником и путешественником. И раз он сумел дожить до столь почтенного возраста, то все свято верили что он любимец богов, а к такому человеку стоит прислушаться, особенно учитывая его бесценный жизненный опыт.

Мария-Анна поглядела на него почти умоляюще.

– Седрик, он выживет?

Старый протиктор занимался тем, что обкуривал кровать и лежавшего на ней человека душистым дымом хвойных палочек.

– Зашивать его надо, – хмуро сказал Седрик, – кровь из него уходит. А у меня глаза уже плохо видят. Кликну сейчас кого из молодых. Да только они все такие коновалы, только бы топорами махать. А тут работа тонкая.

Мария-Анна с досадой вспомнила что в Фонтен-Ри нет ни одного лекаря, ибо после всего произошедшего она так и не вернула обратно мэтра Дорэ и его второго помощника Анруа Милла. А также не назначила новых. Её просто с души воротило от всех этих медиков и она всё время откладывала это на потом.

– Сейчас же пошлю за лучшими лекарями, – сказала она, – ты только не дай ему умереть. Делай всё что нужно, проси что хочешь. Ясно тебе?!

Седрик кивнул.

Она приблизилась к Ольмерику и погладила его правую татуированную руку. Она показалась ей холодной и у Марии-Анны защипало в глазах. Не осознавая, что делает она принялась интенсивнее гладить руку мужчины, словно тем самым надеялась вернуть в неё тепло. Ольмерик открыл глаза и мутным тусклым взором уставился на королеву. Затем вдруг его правая ладонь схватила женское предплечье, сжав его почти до боли. Мария-Анна застыв, поглядела на него широко раскрытыми глазами. Ольмерик приподнял голову.

– Я убью тебя, – яростно прохрипел он.

Затем его голова снова упала на подушку. Ольмерик пустым взором уперся в потолок.

Похолодевшая от ужаса, потрясенная Мария-Анна, вырвав свою руку из его ослабевшей хватки, отскочила назад.