Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Она как безумная глянула на Седрика и стремительно вышла вон. В коридоре она остановилась с бешено бьющимся сердцем, пытаясь успокоить себя и понять что это было. И только сейчас ей впервые пришло в голову что во всем этом замешан Шон Денсалье. Она посмотрела на дверь комнаты Ольмерика. "Неужели он сам…? Неужели это был поединок?" растерянно подумала она. Ей стало страшно. Ей представилось что Верховный командор искромсал её протиктора, а потом в качестве насмешки отправил его назад в Фонтен-Ри, чтобы он умер на глазах своей госпожи.

Мария-Анна чуть пошатываясь пошла прочь. Она попыталась убедить себя, что ещё ничего не знает, что надо успокоиться и во всем разобраться. В конце концов она понятия не имеет кто изрубил Ольмерика. Но ей уже очень ясно и живо воображалось как торжествует граф Ливантийский. Торжествует точно так же как и в ту ночь во Дворце То, когда он голый возвышался над ней. И что если в эту самую минуту он поднимает своих солдат на мятеж?! Возможно ли это? Марии-Анне почудилось что ей трудно дышать. Как смел этот дурак всё так испортить, со злостью подумала она об Ольмерике, если уж решил устраивать рыцарский поединок, так надо было в нём побеждать! И снова она попыталась обуздать себя, убедить что еще ничего не известно. И тут же в голове всплыло: "Я убью тебя". Что это было? Может он не узнал её, принял за кого-то другого?

Мария-Анна остановилась и постаралась успокоить дыхание. Ей это удалось. Она увидела впереди в коридоре Олафа, полдюжины других протикторов, капитана дворцовой стражи, нескольких лакеев и маркиза Ринье. Образ Королевского секретаря почему-то придал ей сил и уверенности. На миг у неё возникла мысль не звать никаких лекарей и пусть отважный и неразумный лейтенант Ольмерик спокойно отправляется в свою Валгаллу. Так будет лучше для всех. Но эта мысль вызвала в ней отторжение. А затем ей подумалось что ведь Один не возьмёт его в Валгаллу, поскольку он не погиб в бою, не выпуская оружие из рук, а собирается умереть на кровати, в постели, на подушке и одеяле при нотариусе и враче, как какой-нибудь порядочный отец семейства, жалкий и убогий. И она усмехнулась про себя: если уж она думает об Одине значит она действительно успокоилась и взяла себя в руки. Что ж пусть великолепный Шон Денсалье снова торжествует над ней, эта история еще не закончена.

80.

Мария-Анна, прекрасная, гордая, величественная, затянутая в своё любимое черное платье с багровыми вставками по краю декольте и манжет, с черными жемчужинами в серьгах, с огромным алым рубином на черной широкой ленте, обвивающей её нежную бархатную шею, стояла у высокого окна своего кабинета и смотрела на огромное захватывающее дух открытое пространство к северу от дворца Фонтен-Ри. Широкая мраморная терраса и великолепная лестница с вычурной балюстрадой вели к площади Северного партера с яркими цветочными клумбами и двумя аккуратными водоемами. Сразу за ними начинались узорные изумрудные боскеты с увитыми плющом трельяжными беседками, белоснежными чашами малых фонтанов с бирюзовой водой, идеально подстриженными группами деревьев, ровными газонами и мастерски выполненными скульптурными композициями. Далее следовала оранжерея и Фруктовая аллея с сотнями цитрусовых деревьев, которая приводила к большому умопомрачительному по своей красоте сверкающему Фонтану Лето с позолоченными фигурами древнегреческих богов, богинь и героев. За ним вдаль уходила пышная Королевская аллея, окруженная еще более сложными и длинными боскетами и еще дальше сверкал и переливался колоссальный Гранд-канал с мостами, золотыми скульптурами, мощными фонтанами и водными беседками. Канал вел к парку, который практически уже был лесом и этот лес тянулся до самого подернутого маревом горизонта, уходя уже в поднебесье. И очень приятные мысли сладко и томительно покалывали сердце королевы: всё это только для неё, для неё одной, она та, кто владеет всем этим, она та ради которой всё это существует. Но Мария-Анна одернула себя от этих тщеславных размышлений. Меньше чем через час ей предстояло принимать весьма представительную посольскую делегацию из Англии и именно к этому она готовилась с самого утра. Но сейчас в её кабинете безмолвно застыли, в ожидании когда она обратиться к ним, Королевский секретарь и глава Судебного ведомства. Подтянутые, собранные, в своих лучших нарядах, со всеми требуемыми по статусу и должности аксессуарами, украшениями и регалиями, им также предстояло участвовать во встречи с иноземными послами. Но в данную минуту всем присутствующим в комнате не было никакого дела до англичан.

Мария-Анна повернулась к мужчинам и, чуть кивнув в сторону Рене Согье, сказала:

– Начните вы, граф.