Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Мария-Анна пристально поглядела на молодого человека. Ей как будто почудилось что он явно на кого-то намекает.

– Если хочешь, я могу освободить тебя от твоей клятвы и ты сможешь со спокойной душой отправиться домой и жить своей настоящей жизнью.

Ольмерик отрицательно покачал головой.

– Вы щедро платите, вы красивая женщина и вы по-настоящему отважны. Я хочу служить вам.

Мария-Анна против воли почувствовала себя чрезвычайно польщенной. Это насмешило её. Сколько за свою жизнь она слышала хвалебных речей в свой адрес, сколько прекрасных слов и панегириков и от кого: от могущественных императоров, блистательных монархов, первосвященников, мудрых ученых, великих художников, сиятельных вельмож, влиятельных царедворцев. Но кажется только слова этого грубого варвара по-настоящему тронули её.

– Скажи, Ольмерик, а это правда, что однажды ты в одиночку убил тридцать свирепых даннов в их собственном доме?

– Нет, моя госпожа, это неправда.

– Вот как?! – Королева была разочарована.

– Их было всего одиннадцать, причем трое из них мертвецки пьяные и едва держались на ногах.

Мария-Анна понимала что делает человеку больно, но удержаться не могла, ей хотелось это услышать.

– А за что ты их убил?

– Они украли мой кнорр.

Мария-Анна удивленно захлопала ресницами.

– Ты изрубил их за то что они забрали твой корабль?

– Конечно. Между прочим полный груза рыбы и шкур.

– Ясно. – И снова она почувствовала себя разочарованный и к тому же сердитой, намереваясь по возвращении высказать этому олуху Олафу всё что она думает о его болтовне.

Она хотела спросить еще и про жуткого медведя-шатуна, насмешливо ожидая что и это окажется басней, но увидев на дороге группу людей, отвлеклась от своих мыслей.

Впереди по дороге гуськом друг за другом шли шесть человек. Облаченные в лохмотья и рубища, в ветхие балахоны из грубой шерсти, подпоясанные веревками, обмотанные на руках и ногах грязными заскорузлыми тряпками. У каждого на голове был большой бесформенный серый колпак с вырезанными отверстиями для глаз, к которому в некоторых местах крепились маленькие колокольчики, издающие при движении унылое позвякивание. У нескольких путников были деревянные внушительные посохи.

Королева почувствовала страх. Ей захотелось пришпорить коня и промчаться мимо неприятных прохожих на максимально возможной скорости, но она сдержала себя и её жеребец продолжал идти неспешной рысью. Оказавшись рядом с ними она уловила сладковато-омерзительный запах и с отвращением отвернулась. Ей уже казалось что сейчас всё закончится и страшные путники останутся позади, но неожиданно человек возглавлявший колонну обратился к ней:

– Прошу вас, благородная госпожа, не проезжайте мимо. Окажите милость несчастным, утратившим облик человеческий и забывшим все радости земные. Подайте, благородная госпожа, сколько сочтете возможным.

Мужчина, обратившийся к королеве, был единственным из этой компании кто не имел колпака и его лицо скрывала только узкая серая тряпица, обернутая несколько раз вокруг головы, так что она была ниже линии глаз и выше верхней губы. Мария-Анна остановила своего жеребца, неприветливо глядя на незнакомца. Её мысли сейчас занимало то обстоятельство, что тряпица прилегает к лицу достаточно плотно и ровно, так, словно у человека практически отсутствовал нос.

– Долгие дни и ночи бредем мы по этой благодатной земле, не имея ни пристанища, ни куска хлеба. Ибо всякий сторонится нас, ненавидит и проклинает, словно мы и не из рода людского, а какие-то осклизлые твари из самой преисподней.

У незнакомца были густые черные невероятно взлохмаченные волосы, падавшие на высокий лоб. Его большие темные глаза смотрели очень внимательно и казались влажными. Его подбородок был вымазан чем-то зеленоватым и засохшим, под чем можно было разглядеть что-то похожее на вертикальную трещину в коже. Возраст мужчины определить было трудно, но его голос звучал молодо и звонко. В руке он держал длинный посох изогнутый на верхнем конце, на котором болтался колокольчик.

Мария-Анна никак не могла оторваться от глаз незнакомца. Ей нестерпимо хотелось ударить коня пятками и умчаться прочь, ей было страшно, но гордость удерживала её на месте. Она понимала что надо залезть в кошель вынуть несколько монет и отделаться от этого навязчивого типа, но не могла пошевелиться.

Мужчина же, видя что "благородная госпожа" не спешит снизойти до милостыни, продолжил свой горестный монолог: