Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Наверное нет. По крайней мере, как женщина любит мужчину. Я был только другом. Но для меня это ничего не меняет.

Роберт опустил глаза. Он почему-то ощутил вину. Он взял обеими руками ладонь Гуго и крепко сжал её.

– Я всегда буду благодарен тебе, Гуго Либер, за то что ты сделал для меня. – Он собрался с духом и посмотрел ему в глаза. – И когда я стану королем, я исполню любое твоё желание, которое будет в моей власти.

Гуго осторожно высвободил ладонь из детских рук и сказал:

– Вы очень великодушны, Ваше Высочество. Но в первую очередь вам следует благодарить Ришу. В дни вашей славы не забудьте, пожалуйста, о ней.

– Я не забуду, – твердо пообещал мальчик.

– Кстати о желаниях, – улыбнулся Гуго, – я жутко хочу есть с дороги. Что там сегодня у Риши на обед?

– Курица с грибами, – улыбнулся в ответ Роберт.

– Тогда нам лучше поспешить. Иначе Тотамон может нам ничего не оставить. Он хоть вроде и кот, а ест как целый тигр.

– Точно! – Засмеялся мальчик. – Он настоящий проглот.

47.

Шон Денсалье, чуть прикрыв глаза, сонно покачиваясь в седле, неспешным шагом проезжал по узкой улочке одного их южных предместий столицы. Время близилось к вечеру. Он, в сопровождении трех офицеров и дюжины рослых драгун, возвращался в Фонтен-Ри, после инспектирования хода строительства новых казарм. Также ему пришлось выслушивать нудные доклады военных интендантов о вещевом снабжении трех полков, направляемых на север Италии, а потом еще и долго спорить с мордатыми торговцами о цене сукна для пошива обмундирования королевской армии. Последнее едва не вывело его из себя. У него никак не укладывалось в голове почему он вообще должен о чем-то договариваться с этими треклятыми лавочниками, вместо того чтобы приказать своим драгунам порубать всю эту нечисть в капусту и забрать весь их товар даром. Но он сдержал себя от гнева и говорил с ними вполне спокойно и даже видит бог, доброжелательно. При этом ему постоянно казалось, что все эти каменщики, интенданты, купцы сами разговаривают с ним "через губу", свысока, иногда чуть ли не снисходительно. Видимо, как думалось ему, они не желают видеть в нём истинного Верховного командора, а почитают его за глупого молодого выскочку, считают его игрушкой всесильной королевы, разряженного смазливого шута для разного рода утех. Было ли оно так на самом деле или только мерещилось ему, он тем не менее гордился тем что ни разу не повысил ни на кого голос и не опустился до угроз. Шон прекрасно понимал что если он хочет доказать всем что он по праву занимает должность Верховного командора, ему следует научиться решать проблемы какими-то еще способами, помимо того чтобы бить кулаком в зубы, выхватывать меч или отправлять в атаку свою кавалерию.

Но так или иначе этот долгий день порядком вымотал его и сейчас он просто лениво глядел перед собой, предоставляя своему коню двигаться практически самостоятельно.

Они проезжали по какой-то торговой улочке с лавками и разносчиками еды. Люди торопливо освобождали дорогу столь грозной кавалькаде и Шон почти не обращал на них внимание.

Но в какой-то момент он услышал пение. Мужской глухой немного хриплый, но красивый голос протяжно пел: "Море Твоё так велико, Господи. А лодка моя утлая так мала".

Граф Ливантийский тут же очнулся от своего дремотного состояния и огляделся по сторонам. Песню распевал некий загорелый тощий субъект в грязной засаленной рубахе и коротких рваных штанах. Он сидел на огромной тыкве, в руках у него была узкая испанская гитара, а у ног лежала перевернутая соломенная шляпа.

Граф остановил коня, перекинул ногу и соскользнул на камни тротуара. Держа лошадь в поводу, он приблизился к певцу. Тот заглушил струны и вопросительно посмотрел на молодого человека. Несмотря на грозный вид незнакомца и внушительную свиту за его спиной, певец глядел на командора без тени страха, а вроде как даже с насмешкой.

– Откуда это песня? – Спросил Шон.

– От нашего истинного короля, Джона Вальринга, – охотно ответил певец.

– Что ты мелешь, дурак? – Проворчал Шон, но впрочем вполне беззлобно. – Причем тут король Джон?

Уличный певец пожал плечами.

– Все знают, что это была любимая песня нашего короля.

Шон ощутил на миг приятное напряженное оцепенение, ощущение из самого детства, словно ему вот-вот должны были раскрыть какую-то пугающую, но завораживающую тайну. Ощущение быстро прошло, а он так и не успел поймать нить ведущую его к этой самой тайне.

Шон еще какое-то время разглядывал загорелое до черноты лицо певца, затем вынул из кошеля несколько су, бросил их в шляпу и повернулся к лошади.

– Благодарю вас, сеньор, – весело воскликнул уличный бродяга. – Истинное всегда в цене.

Командор застыл на месте. Это уже было слишком. Он резко повернулся к певцу.

– Что это значит? – Сердито спросил граф.

– Что именно, сеньор? – Не понял бродяга.

– Эта присказка! Откуда она?

Певец пожал плечами.

– Я слышал, что это одно из любимых выражений короля Джона. Разве нет?

Шон, ничего ответив, взобрался в седло и ударил пятками коня, пуская его вскачь.