Читаем Что посмеешь, то и пожнёшь полностью

– Только на Багамы! Не ближе… Неужели вы думаете, что областная молодёжная газета в состоянии одаривать командировками на юг? И потом, в южной командировке не было нужды. Вы пожалели двадцати копеек на телеграмму в одно слово, а дай – с публикацией мы бы подождали, выслушали вас. Вам нечего было сказать в оправдание, потому вы и не телеграфировали. Так?

Шиманов демонстративно отвернулся к окну и длинно замолчал.

Мне изрядно поднадоело сидеть и смотреть, как дует себе под нос этот недовольный и капризный шилохвост.

– И что вы вымолчите? – спросил я напрямки.

– А что в пустой след тарахтеть? – вгоряче выкрикнул он. – Что изменится оттого, что я скажу? Не разговаривая, отрапортовали в тот случай? Валяйте так и сейчас!

– Тот случай… Это тот случай. А сейчас мы встретились.

– Хороша встреча! Так… для блезиру… Вы обежали полгорода, насобирали кучу сплетен, а к следователю пришли последним. А надо было начинать со следователя!

Опять я не угодил, будь ты не ладна!

В конце концов, не существует указов, как начинать есть рыбу. Кто начинает с хвоста, кто с головы. Дело вкуса. Я предпочитаю начинать с хвоста.

Раз Шиманов вне конкурса претендовал на роль гвоздя в будущей статье, всё ведь крутилось вокруг него, я и приди к нему после встреч со всеми остальными. Пришёл уточнить слышанное.

– У вас есть, – говорю, – прекрасная возможность разбить все нападки на вас. Говорите. Я попробую вас понять… Однако сразу замечу, с кем я ни разговаривал порознь, конечно, все сходятся во мнении: пристрастно ведёте вы следствие.

– Этими агентурными данными меня не удивите. Веду как могу.

– Сложилось впечатление, что вы хотите представить Фёдора как отпетого бандюгу…

– Что вы! Спиридонов сама святость, ангел с крылышками. Хорош ангелочек! Рыдает по нём Колыма!

– Спиридонов мне ни брат ни сват. Я его не видел, я его не слышал. Я только послушал тех, кто знает его и, верите, – да простите мне сентиментальность, – я влюбился в этого парня. Меня потянуло разобраться, что же такого преступного выкинул он.

– Вы всё уяснили, как он покуражился над так называемой любимой девушкой?

– Не рановато ли иронизируете? Парню двадцать четыре. Работает и учится. Ходит в десятый класс вечерней школы. Учится ещё заочно в лесном техникуме. Много вы таких собранных, цельных ребят встречали? Я думаю, будь он отпетый шалопай, не бросились бы школа и финотдел так ревниво защищать его. Было специальное открытое комсомольское собрание. Были те, с кем Фёдор работал, с кем учился. Собрание направило в райком целую петицию, под которой поставили подписи тридцать пять человек. Все, кто был на собрании! Они просили бюро райкома ходатайствовать о прекращении следствия. Райком отправил петицию в «Комсомолку».

– Ну что петиция? Что подписи? Выгораживают дружка!

– Вы слишком много тратите энергии на то, чтоб представить дело так, будто Фёдор и Лидия незнакомы… Третий год сидят за одной партой, помогают друг дружке в учебе и, по словам одноклассников, везде, везде вместе.

– Это ещё не доказательство.

– Живут на одной площадке. Дверь в дверь.

– Тоже не доказательство.

– Наконец, их родители сообща выписывают на две семьи газеты, журналы. Тоже не доказательство? Всё равно Фёдор и Лида незнакомы?

– Одно есть точное доказательство. Она несовершеннолетка. Ей нет восемнадцати. А это образцовому комсомольцу обойдётся дороговато. Насилие у нас…

– Вы хотите сказать, что у них была любовь с криком?

– Лично я никакого крика не слышал. Я просто говорю, что на сегодняшний день насилие котируется прилично. Грустных лет пятнадцать придётся ангелу, как говорится, взять в клеточку…

– У вас есть заключение судмедэксперта?

– Заявление пострадавшей…

– А у меня, могу поделиться, есть заключение судмедэксперта Гордецова. Никаких признаков насилия! Это Гордецов заявит и на суде, если дело дойдёт до суда. Так мне сказал сам Гордецов.

– Там слова. У меня оправи́лы хозяина[323].

При разговоре Шиманов то и знай совал нос в папку, лежала перед ним на столе.

Я потянулся было заглянуть в неё – он поднял обложку.

Я увидел, что это было досье на Спиридонова.

– Какая прыть! – с укором уставился на меня Шиманов. – Вижу, вы горячо желаете досрочно загнать меня за Можай? Да если хоть слово из этой папки попади к вам в статью, мне кабздец!

Сперва я хотел попросить разрешения полистать дело.

Теперь понял, никакого дела он мне не даст. Надо действовать иначе.

Как иначе выудить достоверную информацию?

Я заметил, отвечая мне, Шиманов, непременно желая быть точным, цитирует из бумаг целые куски. Грех не воспользоваться такой его промашкой. Ведь всё, что услышу, спокойно можно подавать как надёжные извлечения из самого дела. Только бы незаметно записать…

– Вы, – говорю, – похвалились первым заявлением Лидии. Ну какая скромность заставляет вас молчать о втором её заявлении? Оно к делу не приобщено?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее