Что скрывает снег

– Дядя, а ты знаешь? Тут в лесу живут страшные каты. Они едят любого, кто ходит за хворостом. Хватают – на палку, и сразу в огонь. Даже одежду не снимают! Но ведь так совсем невкусно, да?

Или:

– Дядя, ты слышал? Намедни толстую тетеньку с околицы заставили пожениться с ее охмырятелем. Это с того, что она в подоле понесла. Но только у нее появилось не дите вовсе, а поросенок! Правда! Я сама видела!

Миллера весьма интересовало – истории придумывались прямо на ходу, или же у маленькой барышни и впрямь имелся столь насыщенный опыт?

– Ладно же, папенька. Скоро сумерки, и мы, если позволишь, отправимся домой, – поцеловав отца в лоб, Александра встала. – Но ты не скучай: завтра на рассвете мы вновь вернемся.

– До свидания, Шура, – улыбнулся Миллер.

Отодвинув занавеску, вошел Черноконь.

– Уже уходишь, Саша? Ну, прощай. Не забудь перед сном принять порошок. Как вы тут, господин архитектор?

Миллер произвел неопределенный жест.

– Не верю – со вчерашнего дня вам должно стать куда лучше.

Черноконь поправил микстуры на тумбочке. Дождавшись, когда Александра уйдет, Миллер достал из-под ворота цепочку с обручальным кольцом:

– Она принесла, и вот как мы поступили.

Черноконь одобрительно кивнул:

– Говорю же – все решится, даже такие мелочи.

– Память моей покойной супруги – вовсе не мелочь…

Доктор согласился и с этим:

– Возможно, я погорячился… – и сразу же резко перешел к сути: – А знаете что, архитектор? Вам тут каждый день сказывают разные байки, теперь и мой черед послушать. Люди из управы проходу не дают, одолели вопросами – что да как с вами вышло. Полагаю, вам стоит поведать мне правду – хотя бы для того, чтобы я смог им складно соврать.

Миллер давно ожидал этой беседы, и, признаться, даже удивился, зная любопытство доктора, что она состоялась так не скоро.

– Но ведь я все уже рассказал? – попытался он взять паузу.

– Вы сказали только, что вас ранили в доме Фаня, – заметил доктор, присаживаясь на постель. Под его весом пружины тонко взвыли.

– Грешен я, – вздохнул Миллер.

– Но как так вышло?

– Меня ударила ножом одна из женщин…

– За что? – громко изумился доктор.

За занавеску просунулась голова девочки.

– Что «за что»?

– Брысь!

Ребенок послушался.

– Все вышло совсем не так, как вы, возможно, предположили из моего ответа. Поверьте: произошла чистая случайность…

***

– Ничего не понимаю! – возмутился вслух Романов, отбросив новую кипу бумаг. – Мошенник Вагнер со своими помощниками расхитил казенные деньги на строительство железнодорожной ветки… С тем, чтобы в будущем тайно отдать их церкви отца Георгия?!

XVIII

Расплата за грехи

Неказистое здание полицейской управы день и ночь окружала оживленная публика. Точь в точь, как в пору рождественских елок у Общественного собрания. Ожидание походило на праздничное и настроем: из толпы то и дело слышался смех.

Город на время забыл обо всех тревогах, обратив свое внимание на совершенно исключительное, прежде никогда не виданное событие, которое должно было вот-вот свершиться.

Василию Софийскому, сыну самого генерал-губернатора, предстояла казнь через повешение.

Пожалуй, не то что в городе, но и во всем обширном краю такая участь доселе не постигала еще ни одну из сколько-нибудь значимых персон. Пропускать такое зрелище никак не гоже. Однако о том, когда именно состоится казнь, пока не сообщалось. Вот и пришлось горожанам собраться заранее и не расходиться даже на ночь, сгорая на жгучем морозе от нетерпеливого любопытства.

Слыша громкие обрывки разговоров, доносившихся с улицы, Деникин отмечал, что уважение к его превосходительству росло в толпе с каждой секундой, рискуя переродиться в обожествление. Те же самые горожане, что обыкновенно не скупились на недоброе ехидное слово, теперь в голос славили премногие достоинства управителя.

Уже совсем скоро чаяниям ожидающих предстояло воплотиться.

Петр, ординарец Софийского, стороживший Василия, вышел на двор. Гул в толпе тотчас же стих.

– Казнь будет нынче после полудня!

Послышались одобрительные выкрики.

– А сам-то придет, Петро? – пробасил кто-то из ждущих.

– Не ведаю. Уж как решит.

– Вот бы славно вышло!

Деникин с неодобрением смотрел на происходившее, прижавшись спиной к стене конюшни. Помещение уже освободили – лошадей вывели на двор. Расчистили, насколько возможно. Привязали к потолочной балке прочную веревку, свив на конце петлю, под ней разместили пустую бочку. Любопытно, кто все же решится выбить ее из-под ног арестанта? Договоренности по этому поводу в управе пока не достигли.

Со дня, когда Софийский выказал свою волю, ссылаясь на главы Уложений о наказаниях, минула почти неделя. Этого времени вполне хватило бы на то, чтобы соорудить некое подобие виселицы. Однако генерал-губернатор совершенно точно велел не трудиться и провести казнь таким же образом, что и обычно.

Деникин полагал это чрезмерным – как, впрочем, и другие меры, на которых остановился Софийский.