В прошлом году Эйден позвонил мне одним декабрьским утром и попросил встретиться с ним в Монтеме. Это важно, сказал он. Я так сильно прижала телефон к лицу, что после разговора на коже остался красный прямоугольник, горячий на ощупь, – визуальное напоминание о словах Эйдена.
В деревенском пабе я села за угловой столик, откуда открывался лучший вид на большие двойные двери. Каждый раз, когда они открывались, я пыталась предугадать, как пройдет вечер. После расставания Эйден не просил меня о встрече с глазу на глаз, и это слово –
Пока я смотрела на дверь, сжимая пальцами ножку бокала, в моей голове возникла картина, как Эйден пробирается ко мне через толпу посетителей паба. Я представила его нерешительную улыбку и уже почти ощущала его поцелуй на своей щеке. В последний раз, когда я приезжала навестить Фрейю, Эйден обнял меня на прощание, и я съежилась в его объятиях, растворяясь в них. Исчезая. Как бумага, погруженная в воду.
Я так сильно скучала по нему.
Дверь скрипнула, открываясь, и я вытянула шею, чтобы рассмотреть вход за спинами людей, сидящих за соседним столом. И тут воображаемая картина стала реальностью. Ко мне шел Эйден.
Я улучила момент, чтобы понаблюдать за ним, исподтишка окинуть его взглядом, прежде чем он заметил меня. Эйден с такой легкостью пробирался сквозь толпу: осторожно коснулся чужого плеча, пытаясь протиснуться мимо, по-дружески бросил «извиняюсь» большой компании молодых фермеров, которые загораживали одну сторону бара. Эйден был одет в костюм, но снял галстук, кончик которого торчал из переднего кармана. Воротник его рубашки был расстегнут, и меня насквозь пронзило воспоминание о сотнях раз, когда я утыкалась лицом в это самое место.
– Наоми! – окликнул меня Эйден, и я перестала слышать разговоры окружающих, чужой свист и хохот, словно кто-то нажал кнопку отключения звука у всех, кроме него.
С улыбкой на лице он направился с противоположной стороны бара к моему столику. С полуулыбкой, при которой только один уголок рта был приподнят. Мне следовало сразу понять по одной этой улыбке, что Эйден явился не для того, чтобы сообщить мне хорошие новости: сказать, что он все еще любит меня и хочет вернуться домой. Он так улыбается только тогда, когда чувствует себя неловко. Это защитная улыбка. Она призвана обезоружить противника.
Наблюдая, как Эйден приближается ко мне, я попыталась собраться с мыслями. Как нам лучше возобновить отношения? Стоит ли мне встать? Я задумалась. Поприветствовать его? Но как? Поцелуем в щеку? Или лучше обнять? Я гадала, как мы умудрились стать чужими друг другу после всего, что так тесно нас связывало, и как нам теперь преодолеть эту стену недопонимания. Эйден – по-прежнему тот мужчина, которого я давно знаю, дружелюбный, забавный, умеющий любить, убийственно честный. Тот самый мужчина, с которым я познакомилась в баре у реки, тот, кто откидывал мои волосы, когда меня рвало каждое утро на протяжении первых пяти месяцев беременности, тот, кто фальшивил вместе со мной в караоке, хотя он ненавидит петь. Мужчина, который самоотверженно заботился обо мне, когда я была на это не способна. Он – по-прежнему тот мужчина, за которого я вышла замуж.
Но он также и тот мужчина, который ушел.
– Привет. – Эйден наклонился и запечатлел дружеский поцелуй на моей щеке, поближе к уху, подальше от губ. – Как дела?
– Отлично, – ответила я, перекидывая волосы через плечо. – А у тебя как дела?
– Все хорошо, все хорошо… – Эйден умолк, его взгляд метался по пабу, избегая меня. Помню, я решила, что он тоже волнуется. Я подумала, что это хороший знак.
– Спасибо, что согласилась встретиться, – продолжил он.
Я улыбнулась.
– Не за что. Я заказала тебе выпить.
Эйден взял пиво, сделал глоток и, наконец, посмотрел мне в глаза поверх края бокала.
– Спасибо.
– Пожалуйста. – Я ждала, когда Эйден начнет разговор, пустится в разглагольствования, помогая себе широкими жестами. Но он ничего не сказал. Просто сделал большой глоток из своего бокала, и между нами повисла неловкость.
– Итак, о чем ты хотел со мной поговорить?
Он поставил свой бокал на стол. Удар вышел тяжелым – и так оно и было. Это положило начало натиску. Гильотина с глухим стуком опустилась вниз.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – заговорил Эйден, встретившись со мной взглядом. Его пальцы лежали совсем рядом с моими, и я смотрела, как они слегка потирают деревянную столешницу, испещренную бесчисленными круглыми отметинами – следами бокалов, которые годами поднимали за здравие и за упокой. И во время разговоров, подобных нашему. Пальцы Эйдена перестали двигаться, и он вытянул их вперед так, что они коснулись моих.
– Тебе это не понравится. Я не хочу причинять тебе боль, но ты заслуживаешь услышать это от меня. Лично.
Я поджала пальцы, чтобы не ощущать его прикосновений, и сжала их в кулак.