– Менее трех суток назад я читала дочери сказку на ночь и укладывала ее в постель. Пожелала ей спокойной ночи. Поцеловала в лоб и вдохнула ее запах. Моей малышки. А теперь я сижу здесь, перед всеми вами, а ее нет. Как это возможно? Я не понимаю. Не могу этого понять. Я оставила ее одну, а теперь ее нет. Внезапно. Она исчезла. Растворилась в тумане… Моя Фрейя. Я просто хочу, чтобы она вернулась. Пожалуйста. Я хочу ее вернуть. Верните мне дочь. Пожалуйста, верните мне дочь. Умоляю вас. Верните ее мне. – Я смотрю в потолок. – Верните ее обратно.
Закончив говорить, я опускаю взгляд. Повисла тишина. Затем, когда я поднимаю лицо, по залу прокатывается быстрый вздох. И камеры начинают стрекотать вспышками.
17
Журналисты уже расположились в конце подъездной дорожки, выстроившись в ряд вдоль флуоресцентной полицейской ленты. Они горбят спины под падающим снегом, но, увидев, что машина сворачивает к дому, волной устремляются к нам. Их губы шевелятся, глаза широко раскрыты и полны нетерпения. Голоса приглушены стеклами окон автомобиля, но я слышу, как меня окликают по имени. Репортеры жаждут истории, какого-нибудь объяснения.
– Точно не хочешь остаться пока у меня? – спрашивает Руперт, паркуя машину прямо у входной двери.
Я кладу руку ему на колени, и он переплетает наши пальцы.
– Точно, – отвечаю я. – Мне просто нужно немного побыть одной.
– Я лишь… Мне не нравится мысль о том, что ты будешь здесь одна. Стресс… Это может навредить ребенку.
– Пожалуйста, не надо. В любом другом месте я точно так же буду испытывать стресс и волноваться. – Я подношу его пальцы к губам и целую тыльную сторону его ладони.
– Я знаю. Но я мог бы остаться с тобой?
В его глазах столько беспокойства, столько мольбы, что я почти готова сдаться. Мне так отчаянно хочется любить Руперта так, как он желает, чтобы его любили. Впустить его в сердце. Не выстраивать между нами стен, не проводить границ. Но я не могу. Я даже не могу попытаться это сделать.
– Мне действительно нужно побыть одной.
И это правда. Или, по крайней мере, подобие правды. Не хочу, чтобы кто-то был рядом со мной, задавал вопросы, интересовался, как я себя чувствую, о чем думаю. Хочу отгородиться от всего мира, пока это не закончится. Так или иначе.
Руперт подходит ко мне. Я целую его, и он обхватывает ладонями мое лицо, запуская пальцы в волосы. Прижимаюсь лбом к его лбу и с такого близкого расстояния вижу что-то еще в его глазах. Не тревогу, не сочувствие. Страх. Руперт напуган. Боится, что если я останусь одна, то могу сотворить какую-нибудь глупость.
Снова целую его и шепчу: «Я люблю тебя, Руперт».
Он кивает и притягивает меня в объятия, крепко сжимает своими большими руками.
– Увидимся позже, – говорит он. – Я люблю тебя.
Открываю дверцу автомобиля и в этот момент слышу, как Кейт выходит из машины позади нас.
– Вы в порядке, Наоми? – спрашивает она.
– В порядке, – отвечаю я, но тут раздаются крики репортеров, на моем лице выступает пот, и я чувствую, как от щек отхлынула кровь.
– Мы не можем запретить им стоять в конце подъездной дорожки – это общественная территория, – но если что-нибудь случится, если кто-нибудь из них пройдет мимо оцепления или подберется к дому сзади, тут же зовите полицейского, хорошо?
Я отступаю спиной к входной двери. Мне нужно убраться подальше от их голосов, от их любопытных, вопрошающих глаз.
– Поговорим позже. – Кейт потирает мое плечо в знак поддержки.
– Спасибо за все, что вы сделали для нас сегодня, – торопливо говорю я и вставляю ключ в замок. Войдя в дом, бросаю на Кейт последний благодарный взгляд и захлопываю дверь. Отгораживаюсь от них. От каждого из них. От всех до одного.
Лежа на диване в гостиной и сотрясаясь от дрожи, я поворачиваюсь на другой бок лицом к камину, который больше не согревает мне спину. Огонь погас, угли светятся теплым оранжевым светом, пламя уже не обдает жаром. Никогда не захожу в гостиную, всегда предпочитая маленькую комнату, но когда я спустилась туда сегодня утром и устроилась в кресле, чтобы посмотреть на улицу через балконную дверь, лес смотрел на меня в ответ. Деревья выстроились в ряд, как журналисты перед входом, плечом к плечу. Их толстые ветви тянулись к дому, корявые пальцы указывали на меня. Этот лес знает мой секрет. Знает правду. И те люди снаружи хотят добиться правды.
Я окружена.
А Фрейя где-то там. Так близко, но я не могу до нее дотянуться… Когда они все уйдут? Я думала, все уже ушли. Думала, что могу наконец-то к ней вернуться. Но люди еще здесь, ведут поиск. Наблюдают за мной.
Скатываюсь с дивана, но стоит подняться на ноги, как на меня обрушивается новая волна тошноты.
– Все в порядке, малыш, – шепчу я, положив руку на живот. – Мамочка рядом.