– Мы просто задаем вам вопросы. Этот допрос – ваш шанс рассказать нам свою версию…
– И я рассказываю. Рассказываю. Я говорю вам правду.
Дженнинг постукивает пальцем по столу, сканируя взглядом стопку документов возле своего локтя.
– Прежде чем я продолжу, – говорит он, – хотите ли вы рассказать нам что-нибудь еще о том, как вы пытались помешать расследованию?
Известно ли им, что это была я? Поняли ли они, что это был не розыгрыш: им звонил не какой-нибудь бездельник-подросток, а я в попытке увести их подальше от леса?
Следует ли мне признаться? Это только лишний раз подчеркнет мои преступные намерения.
– Да, – торопливо отвечаю я, чтобы не успеть передумать. – Я… я сделала телефонный звонок. Это я сообщила, что Фрейю видели на заднем сиденье машины.
Дженнинг молчит и устало вздыхает. Уокер пристально смотрит на меня, затем искоса бросает взгляд на Дженнинга, округлив глаза от удивления.
– Зачем вы это сделали? – ровным голосом спрашивает Дженнинг.
– Поисковики приближались к бункеру. Я подумала, что полиция оставит в покое ферму, если я смогу всех убедить, что Фрейю увезли далеко отсюда.
– А вы осознавали, сколько времени и ресурсов полиции пришлось потратить на расследование вашей лжи?
– Я… Да. – Мои щеки краснеют, и жар стыда ползет вниз по затылку.
Дженнинг молчит и чешет щеку, и от звука скребущих по щетине ногтей у меня по коже бегут мурашки. Я сильно сжимаю челюсти.
– Ладно. Давайте двигаться дальше. Почему Эйден расстался с вами?
– Простите? – Я притворяюсь, что ничего не понимаю.
– Почему он расстался с вами? Это простой вопрос.
Ручка Уокера царапает по бумаге, и скрежет становится все громче.
– Он просто ушел. Он не был счастлив… Мы не были счастливы.
– Что ж, это странно, потому что смотрите… – Дженнинг открывает папку и выкладывает передо мной кучу фотографий. Я пытаюсь сосредоточиться, но снимки моей жизни – моей семьи – растворяются в калейдоскопе воспоминаний.
Первый день рождения Фрейи…
Тридцатилетие Эйдена…
Пикник в Риджентс-Парк…
Фрейя учится плавать…
Мой мозг лихорадочно соображает, пытаясь сориентироваться в череде снимков, но Дженнинг выбирает одну фотографию и кладет ее передо мной.
Но этот снимок не напечатан на листе бумаги. Это настоящая фотография, размером шесть на четыре. Один край слегка потерт от времени. На этом снимке Фрейя – совсем малышка. Она уютно устроилась на руках у Эйдена, а Эйден обнимает меня за талию, и на наших лицах застыли широкие улыбки. Мы сделали эту фотографию за день до того, как Эйден ушел от меня…
Этой фотографии нет в моем телефоне. Я ее удалила.
– Где вы ее взяли? – бормочу себе под нос.
– Как вы можете видеть, у нас есть фотографии вашей семьи. Смотрите.
Он тычет пальцем прямо в мое лицо на снимке.
– Смотрите – это фото было сделано за день до вашего расставания с Эйденом. Вы согласны с тем, что вы оба выглядите очень счастливыми?
– Откуда у вас этот снимок? – повторяю я, стараясь говорить громче, но в тесном помещении мой голос звучит глухо.
– Отвечайте на вопрос, Наоми.
– Наоми.
Киваю.
– Ответьте вслух, пожалуйста.
– Да… я согласна.
– Эйден выглядит несчастным?
– Нет.
– Но прежде вы сказали, что он ушел, потому что был несчастлив. Но у нас есть семейная фотография, сделанная за день до его ухода, и он выглядит самым счастливым человеком на свете. Итак, почему он ушел? Что случилось, что заставило его уйти так внезапно?
– Откуда у вас это фото?
– Почему он ушел? – в ответ повторяет Дженнинг. – Если пожелаете, мы можем играть в эту игру часами, ходя по кругу и задавая одни и те же вопросы.
– Произошел несчастный случай. – Ощетинившись, я выплевываю слова злобно, почти рычу.
Опускаю голову. Почему я вымещаю злость на них? Эти полицейские ни в чем не виноваты. Вина полностью лежит на мне, и так было всегда. Я вытираю нос окровавленным платком.
– Что случилось? – повторяет Дженнинг ровным голосом и в ожидании ответа смотрит на меня непроницаемым взглядом.
– Произошел несчастный случай, – повторяю я.
– Фрейя пострадала?
– Простите? – У меня перехватывает дыхание.
– Фрейя пострадала?
И вот тогда до меня доходит.
Они знают все.
37
Когда я открыла глаза, комната закачалась из стороны в сторону, будто лодка в бушующем море. Я раскинула руки и ноги – в кровати так много места без Эйдена. Накануне он уехал в командировку, и я провела остаток дня, мечтая, чтобы он вернулся. Фрейя была сама не своя, плакала не переставая, хотя я из кожи вон лезла, пытаясь утешить ее, развлечь, сделать счастливой. Но как только я уложила ее в постель, у меня начала раскалываться голова, пальцы сами потянулись к вискам, поэтому я решила принять таблетки и лечь спать.
Я как можно выше подняла брови, пытаясь сосредоточить взгляд на окне, на чем угодно, лишь бы комната перестала раскачиваться. Наконец, все вокруг обрело четкость, и я откинулась на спинку кровати, закинув руку за голову.