Селеньи и его коллегам удалось объяснить межстрановую вариативность неравенства за десятилетие ускоренных структурных изменений. Пользуясь языком Тилли, можно сказать, что они показывают, как изменение государственного курса создало благоприятные возможности для включения номенклатуры среднего и более высокого уровней в новые формы эксплуатации и аккумулирования, подобно тому, как для флорентийской элиты, описанной Эмай, такие возможности создал захват тосканской деревни, а для крестьян-середняков на краткий срок до наступления сталинской коллективизации — революция 1917 года. Хотя Селеньи и соавторы смогли установить характеристики тех, кто извлек выгоду из данных возможностей (и тех, кто не смог и оттого ниспал в более низкие страты), их главным достижением является то, что они показали, как сопряжение отдельных усилий вылилось в давление на государство и на предприятия и произвело дальнейшее изменение в структуре возможностей. Несмотря на то что их труд заимствует некоторые аспекты методологии «достижения статуса» и успешно отвечает на вопросы исследователей, занимающихся изучением «достижения статуса», он является полностью историческим, поскольку показывает, как взаимодействовали между собой критерии стратификации, индивидуальные качества, признаваемые системой стратификации, и структуры, которые устанавливали размер и распределение вознаграждений, определяя тем самым величину, направление и хронологию исторического изменения. Селеньи и соавторы показывают, сколь значительную роль сыграла политика в увеличении неравенства в странах бывшего советского блока. Подход Селеньи и его соавторов и подходы Шанина и Эмай, так же как и теоретический каркас Тилли, предлагает модели того, как можно конструировать историческое объяснение в отношении увеличения неравенства в США и других странах за последние десятилетия. Эти исторические социологи признают то, что игнорируют исследователи «достижения статуса» — что неравенство создается в основном масштабными политическими процессами и изменениями, как правило, в моменты перехода. Историческая социология уделяет большое внимание темпоральным и географическим различиям, а не просто принимает некую универсальную теорию, основывающуюся на опыте США. Неравенство сказывается на индивидах, но создают его крупные социальные силы, по-разному проявляющиеся в каждую историческую эпоху.
ГЛАВА 7. ГЕНДЕР И СЕМЬЯ
На протяжении большей части человеческой истории социальные акторы идентифицировали себя не в качестве отдельных лиц, а в качестве членов семей или родственных групп. По словам Уолли Секкома, «Люди готовы пожертвовать многим, лишь бы ничто не угрожало непрерывности существования, чести и жизненному уровню их семей <…> В домашнем окружении индивиды до сих пор действуют своекорыстно, но их жестко ограничивает их положение в семье и необходимость поддерживать тесные узы» с другими членами семьи (Seccombe, 1992, р. 23). Именно поэтому незавершенность социологических и исторических анализов обусловлена той мерой, в какой им не удается показать, как семейная идентичность сказывалась на лояльности, интересах и расчетах социальных акторов. Дело здесь не только в том, чтобы сделать предметом изучения женщин самих по себе, но также и в том, чтобы признать необходимость включения гендерной и семейной динамики в построение более точных объяснений исторического изменения во всех предметных областях, таких как образование государства, неравенство и политика правительства. Как и в предыдущих главах, на примере нескольких образцовых работ мы увидим, как лучше всего заниматься изучением гендера и семьи в историческом контексте и как результаты таких исследований могут быть использованы в историко-социологических объяснениях.