— Настя… Прости меня, я… — грудь прошило болью. Набегался, твою ж мать. Сказали же, никаких резких движений. Опираясь на фортепиано, я попытался встать так, чтобы не стреляло в ребра. Я не паду ниц, не покажу ей слабость. Хочу, чтобы она видела меня сильным, чувствовала поддержку, а не видела во мне кисляк, не способный защитить ее.
— Ты, — она откашлялась и поправилась. — Вы — мой учитель, Александр Олегович, соблюдайте дистанцию.
— Перестань, — я смотрел на нее в упор и не понимал, почему не узнал. Ведь вот они: веснушки, задорный носик, губы… Что на меня нашло? Какие шоры упали? Почему не узнал? Почему?!
— Шарф отдайте, мне пора, — Настя протянула руку, и я заметил, как подрагивают ее пальцы. Она тут же вернула ладонь на место и до белых косточек сдавила бретели рюкзака.
— Малинка, выслушай…
— Нет.
— Да ты категорична, — я заулыбался, но осекся о ее гневный осуждающий взгляд.
Потер переносицу, смахнув бусинки пота. Что сказать? Чем оправдаться? Выпивкой? Банально. Дракой? Не хочу прикрываться случайностью. Сам ведь дурак, сам не узнал.
— Это просто случайность, Настя.
— Случайность, — эхом повторила она и, отвернувшись, уставилась в пол, но руки держала впереди, будто в любой момент готова выставить кулаки и дать мне сдачи. Я не буду принуждать или нападать, не в моих правилах.
— Два месяца нелепо пропускала аранжировку, — заговорила Чудакова, рассматривая свои пальцы. — Сначала что-то мешало, потом болела, потом боялась приходить. Думала, что преподаватель выгонит меня за дверь, потом снова заболела, прямо перед семестровой. И это тоже случайность! Для полного счастья нужно было меня исключить из-за атестационной работы. Зачем? Зачем я ее писала? Едва ноги волочила, ноты расплывались перед глазами, но я так хотела сделать хо-ро-шо… нахрена, не понимаю? Чтобы сегодня прийти на урок и увидеть тебя за учительским столом со взглядом чужого безразличного человека.
— Лёшка… — я попытался вставить слово.
— Ну, да, — она горько усмехнулась. — Друг виноват, что не подсказал тебе, что я — и есть та самая прогульщица!
— Прекрати! — не сдержался, а она вздрогнула и сжала сильней кулаки.
— Мы друг другу — никто, ты не обязан оправдываться и не нужно искать виноватых.
Настя, остановись, ты не даешь мне сказать.
Она вскинула руки и сжала уши.
— Не хочу ничего слышать. Я минут тридцать сидела возле тебя и всячески намекала, а ты…
Я закивал.
— Не узнал. Я объясню.
— Не стоит.
— Но почему?
— Нас столько раз разводила судьба, это нужно принять за знак, что все равно ничего не получится.
Я провел ладонью по лицу и попытался снять усталость и злость. Понимал обиду Насти, но не мог позволить ей уйти. Я достучусь до нее, даже если на это понадобиться больше времени.
— Прощай, Саша, — ее голос дрогнул. Она посмотрела мне прямо в глаза и ковырнула душу вереницей слов: — Это была прекрасная случайная ночь, но нужно признать правду: тех, кто важен, не забывают.
Глава 30. Саша
Я стоял истуканом рядом, и чувствовал, как она отдаляется. Будто каждый вдох — расстояние в вечность. Она так права. Во всем права. Я признаю, признаю, признаю!
— Не верю в судьбу, — проговорил севшим голосом. — Не верю, что все события кем-то спланированы. Мы сами творим себя и свою жизнь, и ошибаться — нормально! Нет никаких случайностей или неслучайностей. Я…
— Ты просто ушел, — перебив, быстро зашипела Чудакова и отвернулась в стену, втянула губы, а потом с отчаянием выдохнула: — Я вернулась, а кабинет был пуст…
— Тебя долго не было, я искал. Как сейчас, бродил по кругу Академии и не мог найти.
Она замотала пушистой головой и опустила плечи.
— Это смотрелось, как побег. Я тебе не верю. А потом еще и не узнал.
— Настя… Я…
Что сказать? Все мысли улетучились из головы, будто кто-то решил поставить мой разум на паузу. Я не понимал с какой стороны подойти, ведь совсем не знаю эту девушку. Как по минному полю иду, прислушиваясь только к интуиции.
— Ты не узнал, — повторила Настя. Это было для нее важно, и я жестоко расковырял рану. Я слушал, а она говорила: — Ни по голосу, ни по намекам, никак. Будто меня никогда не было в твоей жизни. В классе вообще отмахнулся, как от навязчивой мухи, — в ее голосе дрожали слезы, но в глазах было сухо. И смотрела злобно-обжигающе, будто все для себя решила. — Да и на кой я тебе нужна? Я же просто студентка!
— Хорошенькая студентка, — пошутил я, а Настя скривилась, будто глотнула корень полыни. Добавил серьезно и уверенно: — Чудакова, дай мне шанс.
— Зачем? Чтобы мне невыносимо было учиться в Академии из-за твоего присутствия, если ничего не склеится? Чтобы в будущем ты прошел мимо и сделал вид, что я — пустое место?
— Не пустое, прошу тебя, не нагнетай.
— Ты месяц не пытался меня найти. Тебе просто было все равно. Что сейчас поменялось?
— Я объясню, но ты же не даешь сказать. Не будь крапивой. Куда делась моя Малинка?
— Ее сорняк задушил, — огрызнулась она и поежилась. — Разве ты не тот Гроза, что не путает личное с работой?
— Да кто эту ересь сказал? — я возмущенно фыркнул, присел на фортепиано, выжав из него нестройный диссонирующий аккорд.