Чудачка для пианиста

— Ты теперь просто со мной, — приподнял пальцем подбородок и погладил по щеке. — Мы справимся. Веришь? И ни одна из тех выскочек не стоит твоих переживаний и слез. Обещай, что не будешь поддаваться на провокации и хитрые уловки ревнивых студенток. Особенно Якиной.

Я кивнула и, почти лопаясь от счастья, поцеловала его в губы. Саша немного отстранился, запрокинул голову в потолок и выдохнул порывисто:

— Малинка, ты выкупалась, чистая и душистая, а я весь день мотался, в крови, в соплях.

Я шмыгнула и заворчала наигранно:

— Надеюсь, не в моих.

Саша щелкнул меня по кончику носа, а потом коснулся легким поцелуем в тоже место.

— Мне банально нужно в душ. Я быстро. Нагреешь чай?

— Конечно.

Саша не отпустил меня сразу: помог раздеться, сапоги стащил, что было для меня совсем неожиданно. Я привыкла все делать сама, хотя последние дни поясницу неприятно тянуло.

— Я же не больна, Саш. Всего лишь беременна.

— А я заболел, — он провел вверх по голени ладонью и завел ее между ног. Даже сквозь ткань джинсов я чувствовала его жар.

— А мне кажется, что я сплю, — подхватила его игру и процарапала его волосы.

— Не будем тогда просыпаться?

— Договорились, мой Кипарис.

— Малинка…

Он встал, накрыл меня густой тенью и согрел белозубой улыбкой.

— Мой дом — твой дом. Делай, что хочешь, — и ушел в ванную — небольшую дверь возле кухни.

— Спинку потереть? — бросила я вслед и хихикнула в кулачек.

— А как же! — не растерялся Саша.

— Обойдешься, — прошептала я уже себе. — Я должна к тебе привыкнуть, — добавила еще тише.

Прошлепав босиком в комнату, я замерла возле кровати, отряхнулась от пакостных мыслей и заметила кое-что важное. Клавишку. Ее накрывала пузырчатая пленка, а рядом на небольшом столе лежали ноты.

«Вечная любовь» в моей обработке.

Стало тепло и холодно. Белые листики заломились по углам, принтерная краска затерлась. Их не просто играли, их играли очень, очень много раз.

Под горло подступили слезы, но я задавила сентиментальность и решила, что пора просто наслаждаться жизнью. Зачем лишать себя счастья, впуская в душу сомнения? Бери от жизни лучшее: здесь, сейчас, всегда.

Откинув клеенку, села к инструменту. Табурет был для меня низковат, потому я немного выровняла высоту рычагом и только после этого щелкнула кнопочку «on-off» на рабочей панели. Дорогая, не мой допотопный Роланд, новенькая Ямаха. Пластик на клавишах идеально чистый, белоснежный. Будто вчера привезен из магазина, будто на нем не успели поиграть.

Я провела пальцами по гамме до-мажор, ударила по басам и прикрыла глаза от удовольствия. Перебежала с тоники на субдоминанту, добавила седьмую ступень и зависла на неразрешенной доминанте. Комната наполнилась потрясающим колебанием, будто звуковые вертикали были не возле меня, а внутри. Звук приятный, легкий, и нажим тугой, как на фортепиано. Не рояль, конечно, но и не миди-клава, у которой пластиковое звучание, а нажатие напоминает детское пианино.

Хотелось легкости и свободы. Немедленно, сейчас. Распечатать свои чувства, полететь вверх по нотам и разбудить внутри себя нечто яркое, невероятное и необъяснимое. Я развернула широкий перебор на клавиатуре и спела куплет любимой Halestorm «Familiar Taste of Poison». В отличие от концерта сейчас голос слушался и не застаивался под горлом тугим комком. Душа успокоилась, сердце не сбивало с ритма убойными ударами в грудь, а постукивало под ребрами в такт, попадая в сильные и слабые доли. Мягкие обертона сплетения музыки с моим голосом ласкали слух, а связки приятно щекотало, вибрация отдавалась по всему телу теплым резонансом и проникала звонкими верхушками в голову. Мурашки восторга опускались по спине и раскрывались за спиной крыльями. Еще шаг, и полет к потолку не избежать, но теплые руки накрыли плечи, и легкий поцелуй коснулся виска.

И я знала, что этот человек спасет меня, даже если запутаюсь и наделаю ошибок.

Я продолжала петь: мягко, понемногу добавляя экспрессии в голос, под бридж довела связки до остроты и драйва и вывела кульминацию в жестком и откровенном фрайе[1]. Отпустила давление только после припева, где вывела слова чистым звуком и опустилась на последние ноты трогательным субтоном[2].

Последний аккорд под пальцами рассыпался настоящим конфетти эмоций.

Внутри все колотилось и трепетало. Не только от музыки, что заставляла меня выворачивать душу, а еще от легких волнующих поцелуев, что прятались в волосах.

— Пой еще… — прошептал Саша. — Пожалуйста, пой…

[1] Фрай скриминг (Fry screaming) — это способ расщепления звука на ложных связках.

[2] Субтон — это звук в котором воздушная струя идет вместе с голосом. Очень напоминает ласковый вокальный шепот.

Глава 45. Саша

— А как же чайник? — Настя опустила затылок, и обнаженной кожи коснулся мягкий шелк ее волос. Она смотрела снизу, и в синих глазах отражалась лампочки люстры и восторг, который я не мог сдержать.

— Кушать хочешь? — наслаждаясь гладкостью под пальцами, провел по острой скуле, коснулся маленького ушка с сережкой-гвоздиком и вплел пятерню в кудряшки. — Можно что-то придумать.