Ольга сама не поняла, как сделала это — опустилась на колени, утыкаясь лицом ему в пах. И принялась жадно расстегивать молнию, оставляя на джинсах следы губной помады.
Пожалуй, так хорошо ей не было еще никогда в жизни.
Потрясенный Ромка почти все время молчал. А когда брал инициативу на себя, был так напорист, что секс временами походил на изнасилование. Но Ольге нравилось — ей понравилось все.
И в два часа ночи, когда парень вопросительно глянул ей в глаза, уже не зная, чего ожидать, Ольга снова удивила — позволила остаться здесь, у нее — и даже уснуть в ее кровати.
Алиса и сама толком не поняла, как начала падать.
А вот она уже летит. И летела, и летела…
И, что необычно, совсем не чувствовала пола под ногами.
Алиса осмотрелась, подумала. Но еще не решила, хорошо это или плохо. Падать.
И даже поразмыслить над этим было некогда. Потому что она все летела куда-то и еще не знала куда. Внизу было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть.
А мимо мелькали полки и коробки, привычные вещи. Цветные папки, бутылочки с лекарствами…
Алиса протянула руку, приноровилась и выдернула один из пузырьков:
— «Спокойствие», — было на нем написано.
Как странно! Алиса хихикнула, приноровилась и вставила пузырек на другую полку, втиснув его между папками.
Схватила другой и прочитала:
— «Уверенность».
Ничего не поняв, Алиса разглядела пустующую полку, изловчилась на лету оставить на ней пузырек и потянулась к другому:
— «Равновесие»…
[1] Из кинофильма «Каникулы Петрова и Васечкина».
[2] Белый рыцарь.
17
На следующий день Ольга Артуровна, против ожидания, чувствовала себя невероятно хорошо — никакой усталости, нервного напряжения — все как рукой сняло. Не было головной боли, недосыпа, муторных переживаний. Даже прием в амбулатории она вела почти с тем же интересом, который испытывала тридцать лет назад, глупой неопытной студенткой.
— А кто вам посоветовал ко мне обратиться? — поправила она на носу очки, глядя на посетительницу.
Перед ней сидела смущенная женщина — совсем молодая, лет двадцати пяти. Немного полноватая, но миловидная.
— Мне вас Зоя Петровна посоветовала, у нее племянница у вас лежала — Алена. С биофака.
Зав острым психиатрическим отделением не стала уточнять. Хотя и помнила каждого пациента, который проходил через ее руки. За все тридцать лет практики.
— Ну, хорошо, — кивнула она и ободряюще посмотрела на посетительницу, — я вас слушаю. — В амбулаторию часто приходили вот так — по совету, по знакомству. Сам человек еще постесняется, постыдится. Но если соседка скажет: «пойди вот к такому-то доктору», — он, скорее всего, действительно пойдет.
— Вы понимаете, — замялась та, елозя на стуле. Женщине было неловко, неприятно — такое Ольга Артуровна тоже видела не впервые. Зачастую, когда к ней приходили не сами пациенты, а доведенные до последнего края родственники, они еще мучились сомнениями, неуверенностью. Думали, что пришли напрасно. Может, любимый — муж, брат, сват — еще и не болен ничем. А они уже такую панику поднимают. К психиатру идут!
У обывателя мысль о консультации воспринималась как нечто позорное, даже постыдное.
Поэтому такие люди не сразу начинали рассказ, долго мялись, сами толком не понимая, что тут делают и что надо говорить.
— Для начала, что конкретно вас беспокоит? — подтолкнула ее к заветной мысли Ольга Артуровна.
— Муж! — выпалила, наконец, женщина. И дело пошло. Дальше речь ее полилась свободным потоком, настолько свободным, что комментарии Ольги Артуровны в нем совершенно не требовались. — У меня муж нормальный человек. Всегда был нормальный, — и тут же поправилась: — Да он и сейчас вроде нормальный. Но его просто переклинило. Никто ничего не понимает. Жили как все: у нас ипотека, маленький ребенок. Славка работает слесарем, я — продавцом. Высшего образования у него нет, из школы — сразу на фирму. Да, он иногда выпивает, — и снова сбилась, — точнее выпивал, — на этих словах голос посетительницы прервался, и на лбу сложилась озабоченная морщинка. Завотделением изумленно приподняла брови. Обычно жены жалуются, что пьет. Но чтобы тосковать по мужниной пьянке — такое не каждый день услышишь.