Чудовище из озера

– Потому что фресковая шивопись – одна из самых сложных! Краски наносятся прямо на сырую штукатурку! Та высыхает и добавляет яркости цветам, которые потом могут сохраняться веками! Фрескам Микеланджело в Сикстинской капелле пятьсот лет, а выглядят как новенькие! А почему? – потому что всё рассчитано было правильно! И известь погашена как надо, и растворимые соли выведены – а для этого нужно ту известь месяц промывать! – и никаких комков, и нанесено всё верно, и основа под краски та, которая нужна… Рефть на еловом угле… и охра… и кобальтовые, видите, во‐он на том мужике в ватнике?..

– Сол Борисыч, мы же ничего этого не понима-аем… – проныла Полундра.

– Во-от! Я об этом и говорю! Деревенский пацан, закончивший четыре класса и хорошо умеющий только навоз из-под поросят выносить, тоже понимать этого никак не мог! Так что мне очень хотелось бы поговорить с наследником всего этого…

– К сожалению, «всё это» принадлежит не Стасу, а бизнесмену Таранову, – напомнила Соня таким звенящим голосом, что Шампоровский отвлёкся от созерцания фресок и озабоченно повернулся.

– Сонечка, что плохого тебе сделал этот человек? У тебя сейчас такое же лицо, как у Рахили, когда я опаздываю на её концерт… Таранов тебе не нравится?

– Дядя Шлёма, да что в нём может нравиться?! Человек собирается строить завод на месте старинной церкви! С уникальными фресками! Собственного сына бросает на какую-то… какую-то… – Соня в отчаянии оглянулась на Пашку.

– Понтовую выдру, – тут же подсказал тот.

– Вот именно! Эта мадам выгоняет из дома всех близких мальчику людей! Устраивает ему невыносимые каникулы и даже покормить толком не может! А родному отцу никакого дела! И он мне должен ещё нравиться?! Ей-богу, я сама напишу в Патриархию об этой церкви! И с письмом пошлю нашу Юлю, которая голосом стены пробивает!

– Сонечка, оставь в покое Патриархию, – вздохнул Шампоровский, убирая лупу в карман. – Неудивительно, что попы отказались это всё реставрировать. Это же ни разу не церковная живопись! Вы обратили внимание, что здесь все фрески выполнены в иконописном стиле, но без соблюдения канонов?

– Без чего? – не поняла Полундра. Шампоровский усмехнулся.

– Все иконы, Юлька, ещё с византийских времён писались по точным правилам. И правила эти веками не менялись. И сохранились до наших дней. Ну, допустим-м… одежды Христа или святых чаще всего – белые, одежда Богородицы – синяя туника и вишнёвый плат. Одеяние святого Николая со святым Архангелом Гавриилом тоже никак не перепутать. Святая София – всегда с огненными крылами и храмом на ладони. Святой Архангел Михаил, как правило, с мечом. Кроме того, иконописные фигуры отличаются некоторой вытянутостью… часто нарушением пропорций… Даже варвары вроде вас не перепутают обычный портрет с иконой, правда же? А теперь посмотрите на этих партизан! Это же стиль Нестерова и Васнецова, а не православная храмовая роспись! Притом с иконописью художник явно знаком, и очень близко знаком! Смотрите, как эта цыганка держит ребёнка и как этот цыганёнок смотрит! И шаль на ней, видите, какими складками заложена? Никому Богородицу с младенцем Христом не напоминает? А вот этот дед с бородой стилизован под Святого Николая Мерликийского! А вот эти брат и сестра – явно святые Кирилл и Юлианна… Выражения лиц – суровые, спокойные… Но при этом нарушения канонов просто грубейшие! Вон – все телогрейки в серых тонах выполнены!

– А в каких же ещё-то, Сол Борисыч? – удивился Атаманов. – Ватник – он и есть ватник!

– В иконописи, Серёга, серый цвет не используется вообще! Он ведь получается от смешения белого и чёрного, символов рая и ада… чего в принципе никогда не может быть! А здесь этот серый чуть ли не на каждом втором! И – ни одного нимба, что вовсе…

– Один нимб всё-таки есть, Шлёма, – перебил генерал Полторецкий, который всё это время молча разглядывал портрет Ивана Сватеева. Полундра только сейчас обратила внимание на то, что вокруг головы партизана действительно голубел чуть заметный ореол.

– Видите, Шлёма?

– Невероятно, – прошептал Шампоровский. – Это как?.. Лестницу мне! Ящик! Что-нибудь сюда немедленно!

После получаса бестолковой беготни по церкви нашли два старых ящика. Их поставили друг на друга, и Шампоровский, опасно балансируя, взгромоздился на этот постамент.

– Чего это он так завёлся? – шёпотом спросил Батон у Белки. Та только пожала плечами. А с ящиков донеслось воодушевлённое бормотание:

– И ведь символика цветов соблюдена… Схождение в ад… Преисподняя чёрная… Красный мученический гиматий… Но почему именно здесь?!. А нимб, нимб… Это как же?.. В разное время накладывалось?! И при чём тут лев?! И ведь видно же, что значительно позже это всё… Ничего не понимаю!

Наконец антиквар спрыгнул вниз.

– С ума можно сойти! – провозгласил он. – Нет, я эту церковь сносить не дам! Сам на пороге лягу! И дядю Зяму положу! Какой галошный завод?! Это произведения искусства! В особенности – этот партизан с бандитской рожей!

Генерал Полторецкий подошёл поближе и надел очки.