Сегодняшним утром в Англии снова шел дождь. Похоже, с ней часто такое случается. Не знаю, переставал ли он ночью хоть на часок, чтобы передохнуть, набраться энергии и зарядить с новой силой… Но к моему пробуждению хлестал во всей красе, размазываясь причудливыми мокрыми дорожками по окну магистерской спальни.
Я с полчаса заставляла себя встать с постели, надеть платье и выйти на кухню, в которой уже кто-то гремел чашками с истинным тролльим размахом. Водила задумчивым взглядом по мокрому стеклу. Прислушивалась к звукам пробудившегося дома. Вдыхала запахи сырости, чистоты и свежих простыней.
Пялилась на низкий потолок, по которому, кажется, ровно в этот момент кто-то ходил. Там слышались шаркающие шаги и хриплое, надсадное тяфканье, а на одеяло то и дело сыпалась пыль.
Видимо, этот скрипучий, аскетично обставленный, омытый дождем дом был рассчитан на две квартиры, и на верхнем этаже обосновалась старушка с собачкой. Очень нервной, требовательной и хрипло голосящей собачкой, которую я вот уже десять минут мечтала познакомить с Сажелькой. Тигрица легко бы научила ее манерам.
«Уж как есть. Другого предложить не могу», – вкрался в мысли занудный голос лондонского тролля. Почти уверена, это бы он и сказал, увидев мое растерянное недоумение. А потом бы добавил, что избалованной, беспечной княжне, привыкшей к высоким потолкам, тишине по утрам, вседозволенности и бесконечным просторам, пора возвращаться домой.
– О, княгиня, будьте уверены: сам я рук не пачкаю! – коварно заверил нас Вяземский, отогнав скрипучим голосом утренние воспоминания. Пробуждение от мыслей вышло резким и неприятным: я бы предпочла оставаться в квартире лондонского тролля, а не мерзнуть в компании престарелого графа. – Отдыхайте спокойно. Ваша академия в надежных…
– В надежных?! – возмущенно воскликнула мама и пошла в наступление. – Ваш купол нарушает мои чары! Вот тут, – она утоптала подошвами снег рядом с Дороховым, – должна проходить защитная линия, которую я установила почти двадцать лет назад. Но ее нет.
– И что же защищает ваша линия?
– Территорию. Академию. Детей!
– От чего? – незваный опекун задумчиво почесал короткую бородку, покрутил головой и никакой опасности не обнаружил.
– От зла, – тяжело выдохнула мама. – Что бы вы ни творили за этой гигантской блестящей занавеской, прекратите сейчас же. Ваш купол фонит, тянет энергию и разбивает заклятья.
– Это всего лишь… кхм… «очистительное сооружение». Там нечему фонить, – отмахнулся граф и, ухватив маму под локоть, повел вдоль сияющей стены. – Полагаю, ваши чары рассыпались за давностью лет. Или от неумелого использования и неправильного наложения. Вам сколько было, семнадцать? Восемнадцать? Уверяю, Анна Николаевна, охраны из Эстер-Хаза достаточно, чтобы защитить учеников от этого вашего… «зла». И прочей чепухи.
– Вы не понимаете. Впрочем… куда уж вам? – она выдернула локоть, сердито качнула головой и фыркнула: – «Очистительное сооружение»? А что на самом деле, граф?
Вяземский молча развернулся и пошел дальше, обходя купол по стеночке. За ним трусила откуда-то нарисовавшаяся Снежка. Зараза! Гордо задирала пушистый хвост и залихватски чихала. Бойз, гулявший рядом с нами, обиженно сопел и демонстративно ее не замечал.
Да, не повезло тебе, дружок. Не для тебя эта ягодка росла. Конкретно эта – точно росла на компот. Я не большой спец по конфитюрам и не уверена, делают ли их из саберов… Но охотно порылась бы в магической книге рецептов бабушки Джулс.
Или можно отловить шпионку и устроить ей незабываемую экскурсию в вольер с иглохвостами. А комиссии скажу, что вывела новый вид… кхм… саберов-дикобразов.
– Знаете, что самое чудесное в положении опекуна, моя драгоценная? – граф остановился, обернулся и ехидно посмотрел в раскрасневшееся на морозе мамино лицо. – Я совершенно не обязан перед вами отчитываться. По всем документам это именно очистительное сооружение.
– Зато вы обязаны отчитываться перед членами Большого Совета, – напомнил Дорохов тощему старику. – И так совпало, что я недавно получил право входить в него в качестве представителя древнего рода. Наравне с титулом и состоянием моей семьи.
– Хмм… Да, я слышал о кончине вашего батюшки. Соболезную, – проворчал граф. – Уважаемый был человек. Строгих правил и чистых ориентиров. Он, кажется, был против вашего брака с полукровкой? И отказывался признавать это зеленое нечто собственным внуком?
– Себе соболезнуйте. Я желаю пройти внутрь, – сухо бросил отец Эйнара.
– Свой интерес вы сможете утолить на еженедельном собрании Совета, – скосил голову набок Кощей. Сейчас он выглядел особенно старым: тонкая, исчерканная морщинами кожа, натянутая на гладкий череп, казалось, липла к костям. – Вас уведомят о месте и времени его проведения… Если не забудут.
Я дрожала под тонким пальто, стараясь трястись максимально незаметно. Не от холода, не от страха и даже не от ярости. От чувства тотального омерзения, которое вызывал у меня беспринципный, алчный до власти граф со всей его семейкой.