Чужая сторона: рассказы

Он попрощался, пошёл в другую сторону по дороге и несколько раз обернулся, улыбаясь абсолютно искренне.

Михаил подъехал к участку на скорости, нервно разбрызгивая из-под колёс свежий снег. Родительский дом действительно обвалился: теперь крыша лежала где-то там, между комнат, её брёвна торчали частоколом в серое небо — огромное чёрное гнездо, имеющее острый запах свежего снега, вместо жилого, живого. Через окно было видно, как снежная крупа беспрепятственно опускается в нутро стылого дома.

Покупателем оказался крупный мужик в лыжном красном костюме. Он увлечённо разглагольствовал о том, что купит сейчас участок, снесёт дом, а через пару лет, когда в Бродях проведут газ и прочее, он сможет продать всё купленное втридорога.

Михаил усмехнулся, но промолчал: надо же, есть ещё в мире оптимисты.

Подписали в машине договор. Теперь с Малыми Бродями ничего не связывало, ничего в них у Михаила не осталось. Он глянул на развалины родительского дома в зеркало заднего вида — в последний раз.

На обратной дороге он всё думал про первоклассников-детоботов. Мимо летели тёмно-зелёные стены сосновых лесов, в снегу рябили берёзовые стволики, опускалась ночь. Встав на переезде, Михаил всё-таки открыл корпоративную почту и отправил распоряжение — отозвать из Малых Бродей всех детоботов, кроме одного.

Последнего, двадцатого, спасёт из неотвратимо умирающего села любящая семья.

2023

Мочёная рябина

— Ты куда сейчас?

— К себе, на Волкова.

Двери автобуса закрылись, и за стёклами в чёрной рамке резины осталась табличка «ул.Волкова». Юна из автобуса глянула на неё и опустила глаза, почувствовав, что совершила предательство.

В динамике звенел женский голос:

— Чего вздыхаешь?

Юна потянула шарф влево, вправо, повела вниз воротник, а плечи потянула назад — пальто не растягивалось, не ослабляло сжатия.

— Ничего, мам. Не знаю.

«Не по себе, — сказала мысленно, — хреново как-то».

Где-то в затылке стучала тупая боль не боль — тревога. Причин для беспокойства не было, а беспокойство было.

— Я беспокоюсь за тебя.

— Я тоже.

Справа, прямо под поручнем, сидела женщина. Эта женщина в бесформенном, объёмном, синем, сильно и прямо кашляла, овалом раскрывая рот. Рука её подлетала, но не поднималась до рта.

— Я вечером зайду, пока не теряй меня, — Юна сбросила вызов. Она долго смотрела на женщину в синем, на её сухие губы, на два крупных зуба под верхней, потом плавно повернула ровное, никакое лицо к стеклу окна, прерывисто вздохнула.

Многоэтажки сменились за окном графикой частного сектора, затем — струнами юных берёз.

— Мне платят триста за выход и два процента от выручки, куда мне дома сидеть? — слышалось позади и справа. — Не будет у нас выходных, на что я жить буду…

Стук-стук, ёкнула боль в затылке. Юна «отключилась» от правого уха, сконцентрировалась на левом.

— Я только-только устроилась в этот салон, клиентов наработала, а мне за квартиру платить!

Юна отключила слух вовсе, берёзы замельтешили в окне вперемежку с елями.

На «Линиях» зашли двое в одноразовых голубых масках (Юна видела, как они подошли к автобусу), проехали две остановки без голосов, без характеров, с одними только глазами за белой простроченной тканевой линией. Кроссовки, джинсы по щиколотку, рост за метр семьдесят у него, и длинные русые выпрямленные волосы из-под кепки, пальто-мешок у кого-то второго. Левая рука первого держала правую руку второго.

А рука Юны крепко держала автобусный поручень, ползала по нему вверх-обратно, оставляла влажные пятна.

Тук-тук, попросилась боль в виски и без разрешения вошла.

До загородной остановки «Карьер» из пассажиров доехала только Юна, вышла. За остановкой подняла капюшон и поплыла во всех смыслах: март всюду налил, но за собой не вытер, по-ребячьи смешал с водой песок, глину, землю, травку-муравку и чёрт знает что ещё.

Поле вызревшей и отсыревшей полыни, за ним — ж/д пути. Юна, глядя на короба́ товарных ржавых вагонов, вытерла мокрые ладони о пальто, подумала о пальто — его цвете, цене, новизне, и шагнула на щебень. Под вагоном пахло углём — кисло-горько, а сразу за вагоном — свободой.

Ветряная волна ходила по жухлой траве кругами, лужи рябили. Юна достала телефон, смахнула с экрана последние новости («Вирус выявлен у солиста Ram…», «Новые случаи вируса выявили в 16 ре…») и сделала фото. Если у нас есть время и силы на фото, у нас всё хорошо.

Облепиха и лох наполнили чашу озера вместо воды. Часть поля пропала под новыми коттеджами справа. А в остальном всё было как в детстве, так же.

Из-за спины, скорее из-за затылка, вырвалась стая стрижей, устремилась влево, подальше от новых чужих домов.

Из облепихи выбежала серая, как талый снег, кошка и бросилась к домам. Это снег побежал — показалось сначала. Снег и бежал, вниз по дороге, к первым на обрыве избушкам.