Чужая воля

– Мне нечего сказать про Тиру Норрис.

– Тогда давай поговорим вот об этом. – Капитан достал фотографии фургона и его содержимого. – Девяносто тысяч наличными и достаточно стволов, чтобы устроить небольшую войну.

– Я уже навоевался.

– Город тоже.

Джейсон изучил лицо копа. Тот казался вполне достойным, вполне рассудительным.

– За стеклом мой отец?

– Он ничем не сможет помочь тебе, сынок.

– Что случилось с Тирой?

Капитан откинулся на стуле, немного поразмыслил.

– А что тебе хотелось бы знать?

– Как именно она умерла, и почему вы думаете, что это я ее убил.

Мартин побарабанил пальцами по столу, потом пожал плечами.

– Несколько дней назад ты снял комнату у Чарльза Спеллмена.

– А-а, десять-девятнадцать по Уотер-стрит? Это ни для кого не секрет.

– Твоя комната – на втором этаже с северо-западной стороны дома.

– Да, это так.

– И ты до сих пор зарегистрирован по этому адресу.

– Это вы к чему?

Капитан Мартин ничего не ответил. Вместо ответа выложил на стол три пакетика для улик, в каждом из которых лежал полароидный снимок. Разложил их веером, и Джейсон побледнел. Он видал побольше крови и смерти, чем большинство остальных, но это была совсем другая жизнь в совсем другом мире.

– Это Тира?

– Она.

Джейсон просто не мог себе такого представить, но фигура была та. Волосы. Затуманенный глаз.

– Я в жизни не причинил бы вреда Тире! И уж явно не таким образом.

– И все же… – Капитан сцепил пальцы на столе, уперся в него животом. – Когда сегодня утром мы провели обыск в том доме по Уотер-стрит, то вообще-то нашли эти снимки у тебя в комнате, под подушкой.

– Я не убивал Тиру Норрис!

– А еще мы нашли вот это. – Капитан извлек четвертый пакетик для улик. В нем лежал скальпель, острый, как бритва, и заляпанный чем-то темно-бордовым. – На лезвии – кровь Тиры. Так что ты видишь перед собой… орудие убийства.

На сей раз коп откинулся назад, с угрюмым, но уверенным видом.

– Если есть какие-то смягчающие обстоятельства – например, что-то связанное с войной или еще с чем-то, о чем я по-твоему должен знать…

Джейсон потянулся к фотографиям, но цепь оказалась слишком короткой.

– Ничего? – спросил коп.

– Да. – Джейсон едва мог говорить. – Ничего.

– Мне очень жаль, сынок. – Собрав пакетики с уликами, коп встал. – Мне очень жаль Тиру, ее родных и твоих тоже. Это очень плохое дело, вправду ужасное. Тем не менее ты все равно сын своего отца. И если тебе вдруг придет в голову что-то, что тебе хотелось бы сказать – либо ему, либо в свое оправдание, – я всегда готов это выслушать.

* * *

Распрощаться с Бекки оказалось далеко не простым делом. Мы уже подошли к машинам. Она стояла совсем близко.

– Почему в прошлом учебном году? – спросил я. – Почему именно тогда? Почему я?

– А ты и вправду не понимаешь?

Я помотал головой.

– Урок математики, в первый же учебный день… – Глаза Бекки блеснули, когда она заговорила. – Миссис Циглер вызвала меня к доске решать задачу. Помнишь?

– То, что я помню, это как ты сильно изменилась за лето.

– Угу, и ты, и все мальчики в школе. Ноги. Сиськи. Но в тот первый день на уроке математики ты был единственным, кто смотрел на мое лицо. Ты наблюдал за моим лицом и улыбался.

– Честное слово, я тоже не какой-нибудь святой!

Зардевшись, Бекки поковыряла большим пальцем босой ноги в траве.

– Хотя ты выглядела очень уверенной в себе. Очень самонадеянной.

– Но такой я вообще не была. Никто из парней никогда еще не смотрел на меня так, как смотрели все эти другие мальчишки. Стоя у доски, я едва могла мыслить связно. До сих пор не пойму, как я тогда вообще решила ту задачу. Постоянно спрашивала себя: «Зачем я надела такую короткую юбку, такую тесную блузку?»

– И вот по этой причине тебе и захотелось поцеловать меня?

– Не только по этой причине. Твоя жизнь представлялась такой трагической со стороны: твои братья и война, то, что люди говорили о твоей матери… Мне нравилось, как ты нес эту ношу. – Бекки приподняла свои узкие плечики, улыбнулась. – Плюс то, как ты смотрелся в тех джинсах.

– В тех? – переспросил я.

– В тех джинсах. – Она прижалась ко мне. – В любых джинсах.

* * *

По пути в машине домой я вспоминал слова Бекки и то, как она приподнялась на цыпочки на траве, об этих ее едва заметных собственнических улыбочках. Надо было порывать со всем этим – в смысле, с Сарой, это без вопросов. Я знал, что это будет непросто. Она только что потеряла Тиру. Мне не хотелось множить обиду и боль.

Но, может, ей будет все равно…

Может, я был наименьшим из всех ее мимолетных увлечений.

Дома я нашел кухню холодной и пустой, а моя мать сидела на диване и пила водку. Я уже довольно давно ее не видел.

– Привет, ма. Прости, что не позвонил.

– На сей раз прощается.

– Ты что-нибудь ела?

Она приподняла стакан, а потом поставила его обратно.

– Присядь. – Похлопала по подушке рядом с собой. – Как прошел день?

– Нормально. В смысле, учитывая все обстоятельства. А где папа?

– У себя в кабинете, ищет адвокатов, хотя на какую удачу он рассчитывает в воскресенье вечером, это ему одному известно.

Я изучил глаза матери. Они были совершенно стеклянные. Уровень водки в бутылке опустился на четыре дюйма.