Чужестранка

Ответ Джейми, похоже, несколько смутил. По представлениям его времени, женщина двадцати восьми лет считалась скорее средних лет.

– А, – сказал он и глубоко вздохнул. – Я-то думал, что ты моя ровесница… или моложе.

На некоторое время он замер, а затем, слабо усмехнувшись, склонился ко мне.

– С днем рождения, англичаночка.

Я очень удивилась.

– Что? – довольно глупо переспросила я.

– Я говорю, что поздравляю тебя с днем рождения. Сегодня двадцатое октября.

– Да? Я счет дням потеряла…

Я опять задрожала от холода, переживаний и потери сил, употребленных на мою зажигательную речь. Джейми привлек меня к своей груди и стал легкими движениями крупных ладоней, убаюкивая, гладить меня по голове. Я вновь зарыдала, но теперь это были слезы облегчения. В той душевной сумятице, в какой я находилась, мне, как я логично считала, думалось, что раз Джейми, узнав мой истинный возраст, все еще меня желает, значит, все будет хорошо. Он поднял меня и, осторожно придерживая за плечо, отнес к костру, к седлу, лежавшему на земле. Все еще держа меня на руках, он сел и прислонился к седлу. И, выдержав длинную паузу, сказал:

– Ну ладно. Теперь рассказывай.

И я рассказала. Рассказала ему обо всем, с паузами и остановками, но довольно складно. Еле живая от утомления, я тем не менее была довольна… как кролик, который сумел обмануть лисицу и пусть не навсегда, но все-таки на какое-то время спрятаться под бревном. Не особенно надежное убежище, но своего рода передышка. Поведала я и о Фрэнке.

– Фрэнк, – тихонько произнес он. – Получается, он не умер.

– Он еще не родился. – Я ощутила вздымавшуюся истерику, но сумела ее подавить. – И я тоже.

Джейми, ни говоря ни слова, погладил и похлопал меня по спине, потом пробормотал что-то невнятное по-гэльски, но неожиданно сказал:

– Когда я увез тебя от Рэндолла из Форт-Уильяма, ты пыталась вернуться. К каменным столбам. И… к Фрэнку. Поэтому ты тогда убежала из рощи.

– Да, – ответила я.

– А я тебя побил за это, – виновато сказал он.

– Но ты же не знал. И я не могла тебе объяснить.

Я и правда стала задремывать.

– Конечно, не могла, – согласился он, еще плотнее укутывая меня пледом. – Поспи, mo duinne. Никто тебя не потревожит. Я с тобой.

Я ткнулась носом в теплую впадину его ключицы, и мой усталый разум утонул в забытьи. Я вытащила себя из дремы только для того, чтобы узнать:

– Ты мне и правда веришь, Джейми?

Он вздохнул и печально улыбнулся:

– Да, я тебе верю, англичаночка. Но, ей-богу, куда проще было бы, если бы ты оказалась ведьмой.

Спала я как покойник, однако пробуждение встретило меня дикой головной болью и напряжением во всех мышцах. В спорране Джейми имелся мешочек с несколькими горстями овсянки, и он заставил меня проглотить смесь крупы с холодной водой как лекарство. Она застряла у меня в горле, но в конце концов мне удалось ее в себя втолкнуть.

Джейми был приветлив и нежен, но молчалив. После завтрака он споро свернул наш маленький бивуак и оседлал Донаса.

Поскольку после случившегося я пребывала в совершенном отупении, я даже не поинтересовалась, куда мы едем. Взобралась на спину коня позади Джейми, удовлетворенно ткнулась лицом в широкую спину и под размеренный стук копыт вошла в дрему без мыслей и слов.

Мы спустились с холма вблизи Лох-Мэдоха и вместо холодной утренней измороси погрузились в серое марево тумана. Из камышей разрозненными стаями взлетали утки и кружились над болотом, своими криками призывая взлететь тех, кто еще не проснулся. Хорошо организованные гуси пролетали над нами стройным клином, издавая одинокие тоскливые крики.

Серый туман рассеялся только к следующему полудню; бледное солнце осветило луга, поросшие пожелтевшим дроком и ракитой. В нескольких милях от озера мы свернули на узкую дорогу, ведшую на северо-запад. Наш путь вновь лежал вверх, к небольшим пологим холмам и к скалистым горам за ними. Мы почти никого не встречали, впрочем, издали заслышав стук копыт, обычно на всякий случай прятались в придорожных кустах.

Лиственные деревья и кустарники сменил сосновый бор; я с удовольствием дышала резким смолистым воздухом, несмотря на вечерний морозец. На ночлег мы встали, отойдя от дороги к маленькой поляне. Расстелили одеяло в усыпанной сосновыми иглами неглубокой яме, накрылись пледом и вторым одеялом, крепко прижались друг к другу, чтобы согреться, и заснули.

Когда было совсем темно, он разбудил меня и овладел мной, ласково, медленно и нежно, в полном молчании. Сквозь сеть из черных веток я посмотрела на звезды и опять уснула, чувствуя рядом уютное тепло его тяжелого тела.

С утра Джейми казался бодрее или, точнее, спокойнее, точно он наконец сделал какой-то нелегкий выбор. В полусне я выбралась вслед за ним на дорогу, сметая с себя сосновые иголки и мелких пауков. За утро дорога превратилась в еле заметную тропинку, сквозь заросли овсяницы кое-где огибавшую особенно острые камни.