Толки объ этомъ событіи продолжались не долго; потомъ вс мало по малу забыли о Евгеніи. Да гд-же и помнить обо всхъ наложившихъ на себя руки юношахъ, ничего еще не сдлавшихъ замчательнаго, ничмъ особеннымъ не отличавшихся, не общавшихъ въ будущемъ ничего, что бы давало право возлагать на нихъ ближнимъ и обществу боле или мене крупныя надежды? Они являются и исчезаютъ, какъ пузыри на вод лужъ въ дождливые дни, — безъ нужды и безъ слда. Не разсуждать-же въ самомъ дл людямъ о томъ, отчего эти юноши не подавали никакихъ надеждъ другимъ и ни на что не надялись сами, почему они были несчастны и только жили для того, чтобы тяготиться жизнью, какъ они дошли до того, что въ пору, когда все надется и ловитъ каждую минуту жизни, они стремились только покончить съ этою жизнью? Не производить-же людямъ позднія слдствія для разбора того, кто былъ виноватъ въ той или другой неудачной жизни, въ той или другой преждевременной смерти, за свои или за чужіе грхи платились эти дти, много ли такихъ дтей ростетъ около насъ и нужно ли плакать объ этихъ дтяхъ, когда они остаются влачить свое безцвтное, вялое существованіе, или нужно хладнокровно сказать вмст съ ними, что «такъ лучше», когда они разомъ превращаютъ это существованіе, не общающее въ будущемъ ни пользы обществу, ни радости имъ самимъ? Кром того общество и привыкло къ этому, какъ можно привыкнуть ко всему: третьяго дня застрлился мальчикъ, не выдержавшій экзамена и боявшійся вернуться домой; вчера зарзался юноша, безнадежно влюбившійся въ двушку; сегодня утопился мальчуганъ, котораго хотли дома за что то высчь; завтра, можетъ быть, покончитъ съ собою кто нибудь просто потому, что ему «жить скучно». Все мелкія причины, все мелкія души! Да, дйствительно, это мелкія причины, это мелкія души! И гд-же, съ одной стороны, сосчитать, сколько этихъ мелкихъ причинъ накапливается въ жизни юноши, прежде чмъ ими переполнится чаша терпнія; гд-же, съ другой стороны, прослдить подъ какими вліяніями, при какой обстановк вырабатываются такія души, почему он мельчаютъ?
Смерть Евгенія была финаломъ, закончившимъ разныя тревоги въ маленькомъ кружк дйствующихъ лицъ этой исторіи и затмъ въ этомъ кружк все пошло обычной колеей, точно ничего и не случилось особеннаго. Такъ, когда въ воду падаетъ что-нибудь, на гладкой поверхности этой стоячей воды появляются рзкіе круги, потомъ они расходятся все дальше и дальше, длаются все слабе и слабе и потомъ поверхность воды снова становится гладкою, и черезъ нсколько минутъ никто и не угадаетъ, что эта вода поглотила навсегда что-нибудь, упавшій въ нее камень, брошенный въ нее трупъ или погрузившагося въ ея глубину живого человка. О самоубійств Евгенія говорили, какъ объ одной изъ сотенъ новостей, потомъ явились боле интересныя новости и о ней уже никто не вспоминалъ.
Интересне всего было то, что вс забыли даже о существованіи Ольги, точно о ней заботились до сихъ поръ только потому, что она была сестрой своего брата. Это часто бываетъ въ жизни двочекъ. Впрочемъ, она была въ институт — чего-же объ ней и думать? Пристроена — и отлично! Вотъ доучится — тогда надо будетъ выдать ее замужъ. Княгиня Марья Всеволодовна не имла ни охоты, ни времени здить къ двочк; къ тому-же дло шло къ лту, къ перезду въ деревню, къ отдыху отъ столичныхъ заботъ и волненій; напоминать о ней Евгеніи Александровн княгиня считала не нужнымъ и даже лишнимъ, такъ какъ «такая мать можетъ только испортить то, что привьетъ институтъ». Евгенія-же Александровна, не думавшая о дочери и прежде, теперь совершенно забыла о ней, такъ какъ никто не напоминалъ ей о дочери. Кром того Евгенія Александровна теперь вдругъ стала очень слаба здоровьемъ и постоянно нуждалась то въ совтахъ парижскихъ докторовъ, то въ морскихъ купаньяхъ во Франціи, то въ путешествіяхъ по Италіи. Она была теперь законная жена Ивинскаго и ей было возможно, не боясь ничего, и мотать его деньги, и оставлять его одного въ Петербург, утшая его тысячами нжныхъ названій и миліонами поцлуевъ въ письмахъ. Софья, поселившись на родин, изрдка прізжала въ Петербургъ посмотрть «на свою двочку», но старух было уже не легко подниматься съ мста и тратить деньги на прозды. И такъ хорошо, такъ свободно, такъ тихо жилось ей въ родномъ углу, въ родной семь, что каждая ея отлучка изъ Сансуси была большою жертвой съ ея стороны. Когда она разсказывала Ол, какъ тамъ въ деревн плакали «ея ребятишки», отпуская ее въ Петербургъ, какъ они просили ее поскоре вернуться назадъ — Ол становилось стыдно просить Софочку бывать почаще, гостить подольше въ, Петербург. Только Петръ Ивановичъ да его старушка мать по прежнему посщали Ольгу и одинъ Петръ Ивановичъ зналъ, что творилось въ ея душ.
— Скажите, Евгенія Александровна не была у васъ? спросилъ онъ какъ-то Олю.
— Нтъ, я думаю она даже и забыла, что я существую, отвтила грустно Ольга.
— А княгиня Марья Всеволодовна? спрашивалъ Рябушкинъ.
— О, она, должно быть, вполн спокойна за меня. Я заперта здсь, какъ въ тюрьм, значитъ и прекрасно! отвтила Ольга съ горечью.