Чужое зверье

Женщина кивнула в ответ и исчезла за дверью. Парни шли к телеге, не оглядываясь на грязные окошки. Алексей с каждым шагом все больше впадал в уныние – неужели все было напрасно? Неожиданно дорогу им перегородила маленькая фигурка, в темноте невозможно было разобрать, кто это, мальчик или девочка. Ребенок в обмотках с головы до ног тонко попросил:

– Дяденьки солдаты, а мне можете дров напилить?

Савельев хотел сначала отказаться, до того горели огнем кровавые мозоли на руках, но вдруг понял, что слишком вжился в роль беспринципного и наглого красноармейца, который ищет только выгоду. Он наклонился пониже к ребенку:

– Темно ведь, сейчас не видно ничего. Есть у вас керосинка, чтобы подсветить?

Малышка закрутила головой:

– Нету керосину, и лампы нету. Мамка болеет, не встает третий день. Мне печку растопить надо, напоить ее кипятком, и чтобы согрелась. Холодно ей, я половиками ее укрыла, а ей все холодно.

Володя охнул от слов девочки и без раздумий взял ее за руку:

– Веди, где твой дом. Сейчас поможем.

Они свернули в темный проулок между двумя домами, потом повернули налево и оказались рядом с крошечной постройкой, у которой крыша прохудилась и зияла огромными дырами. Алексей толкнул незапертую дверь и оказался в маленькой комнате, где на лавке тяжело дышала женщина. Он не мог рассмотреть ее лица, подошел только поближе и коснулся лба – под пальцами пылала жаром сухая кожа. Хозяйка домика была больна и уже, кажется, потеряла сознание. Он наклонился к малышке:

– Послушай, мы можем нарубить тебе дрова, ты растопишь печь, но маме это не поможет. Ей надо срочно в больницу, понимаешь? Ты можешь пока пожить у соседки? Мы отвезем твою маму в Железногорск в госпиталь, к врачам, тебе нельзя будет находиться с ней.

Девочка снова отрицательно покрутила головой, тонкие плечики задрожали от рыданий, по лицу потекли слезы, хотя плач ее был беззвучным, до того она привыкла за годы оккупации сдерживать себя.

Горченко ткнул Савельева в бок:

– Ну, «Голова», что делать будем?

Тот решительно предложил:

– Отвезем ее мать в больницу сейчас, девочке натопим печь, воды согреем. А завтра с утра привезем ей еды, получим паек и привезем.

– Так мы что, опять в Горячий Ключ поедем этой противной старухе дрова пилить?! Нам Потапыч головы оторвет за то, что не пойми чем занимаемся, – возмутился Горченко.

– Нет, завтра будем действовать как договаривались. Ошибся я с этой Авдеихой, – с досадой признался Савельев. Он на секунду задумался. – Может, она все-таки возьмет ненадолго девочку к себе? Все-таки ребенок совсем еще маленький, неужели откажется?

Девочка вдруг вскрикнула:

– Нет, не надо, не надо к ней! Я одна буду, пожалуйста! Я смогу одна сидеть, пока мама не вернется. Я не хочу умирать! Не хочу, чтобы меня расстреляли!

Она неожиданно замолчала, зажав рот ладошкой. Алексей опустился на корточки, чтобы видеть лицо девочки:

– Ты почему так боишься? Что случилось?

Малышка отчаянно замотала головой и закрыла рот ладонями еще плотнее, явно в ужасе, что выдала какую-то тайну. Алексей ласково отвел ее ручонки вниз, погладил по голове:

– Не бойся, я не трону тебя и наказывать ни за что не буду. Расскажи, чего ты так испугалась.

Дрожащая девочка прильнула к его плечу:

– Только не расстреливайте меня и маму, пожалуйста! Не убивайте! Не убивайте!

Младший лейтенант терпеливо выждал, пока девочка успокоится. Потом повторил:

– Обещаю, что ни ругать, ни расстреливать тебя не буду. Почему так испугалась Авдеихи?

Сквозь всхлипы малышка рассказала, что вызывало у нее такой страх:

– Я на прошлой неделе пошла к ней, хотела мамины валенки поменять на еду. Мы неделю ничего не ели, до этого мама в поле ходила или в лес, кору собирать, колоски. А потом заболела, я сама ходила, но ничего не нашла. Я взяла валенки и решила поменять у Авдеихи на картошку. Зашла к ней в дом, искала ее, искала. Там подпол был открыт… и я … я… решила взять… просто взять картошки. Очень кушать хотелось, очень! Полезла, а там бумажки лежат стопками, Авдеиха там была. Она мне уши накрутила и велела молчать про то, что увидела, и сказала, что меня расстреляют, если кому-нибудь проболтаюсь.

Девочка снова задрожала в приступе отчаянного плача, а контрразведчики переглянулись между собой.

– Вот что, ты нас подожди в доме, – попросил Савельев малышку. – А мы вернемся и заберем вас с мамой в город. Пока мама будет в больнице лежать, ты в интернате побудешь. Как выздоровеет, так тебя обратно заберет. А сейчас подожди нас, мы ненадолго.

Вернувшись к телеге, Савельев повернулся к товарищу:

– Ну что, надо ее брать, старуху. У нее в подполье хранятся немецкие агитационные листовки, она и есть наш распространитель.

– Конечно, брать, прямо сейчас! – горячо поддержал Савельева Володя.

Они приготовили табельное оружие и медленно, пригибаясь, снова направились к дому Авдеихи. Село уже спало, ни в одном окне не было видно света керосинки или отблеска топящейся печи. В сумерках они двумя тенями прошли по двору, приблизились к крыльцу.

Горченко предложил: