Руадье. Очевидно, виконт выбрался на охоту. А, может быть, просто захотел прогуляться по
своему лесу, подышать свежим весенним воздухом. Элиза подошла к нему...
Их объяснение был коротким и немногословным, и по окончании оного виконт отвел
красавицу обратно в сторожку, в то время как егеря глумливо — или завистливо — пялились ему
вслед. Далее у Элизы и Рихарта произошла интимная близость, во время которой Элиза убедилась,
что все-таки поспешила: слишком мало времени прошло после родов, и заниматься любовью ей
было больно. Но она постаралась не подать виду, что происходящее вызывает у нее какие-то
неприятные ощущения. К тому же, ни малейшего возбуждения она не ощущала. Это была та часть
в их взаимоотношениях, которую ей придется просто перетерпеть, ведь это не так уж
обременительно — лежать внизу и ничего не делать... Нет, ну конечно же, она пыталась изобразить
неземную страсть, и неизмеримое блаженство от потуг Рихарта Руадье, пытавшего как-то
расшевелить ее, но это у нее получалось плохо — хотя она сама об этом и не подозревала. Элиза не
была профессиональной проституткой, то, что она сейчас делала — то есть отдавалась за деньги
нелюбимому человеку — она делала впервые, и поэтому нет ничего удивительного в том, что
Рихарт быстро разгадал ее обман. Он польстился на Элизу из-за ее искренней, по словам Эксферда,
страстности, и теперь был разочарован. Он не раз видел и много лучшую игру, а вот более худшую
ему доводилось встречать не так уж часто. Уже без всякого удовольствия закончив свои труды, он
оделся, кинул на кровать золотую монету и вышел из сторожки. Сжимая в кулаке золото, Элиза
последовала вслед за ним. Она смотрела, как он собирает своих людей, как садится на лошадь и
уезжает — на охоту или по каким-то иным своим делам.
Она и понимала, что происходит, и не понимала. В ее душе звенела пустота. Все кончено.
Ее призрачный шанс и в самом деле оказался только призрачным. Рихарт удовлетворил
свое любопытство. Она ему больше не интересна. Все рушилось, разваливалось, вода вытекала из
43
решета, гибкая скользкая рыба удачи выпрыгивала из рук в тот самый миг, когда она наконец-то
уверялась в том, что крепко держит ее за жабры, и не было ни добра, ни зла, ни глумливой
усмешки на лице судьбы. Окружающий мир не жесток и не добр — ему просто нет никакого дела
до наших несчастий, и ты никогда не унесешь больше того, что сможешь поднять...
10
— ...Пресвятой Джордайс!
— Бедная девочка...
— Несите ее сюда, к огню.
— Где вы ее нашли?
— В поле. Она...
— Февла, ты поставила воду греться?
— Да.
— Ее надо раздеть и укутать чем-нибудь теплым... Гернут! Отойди, идиот! Не рви с нее
валенки! Надо аккуратно, вот так... У нее же все ноги закоченели...
— Неплохие, кстати, ножки...
— Та-ак!.. Все мужчины — марш отсюда!.. Жан, это и тебя касается.
— Да, да, сейчас, мама... Я только хочу сказать, что когда я ее сюда нес, она все бормотала
про свою старуху...
— Про Элизу-то?
— Ну, да...
— С ней-то что?
— Что со старухой, Жан? Окочурилась, что ли, бабка?
— Не знаю.
— Надо бы глянуть, что с ней.
— Правильно мыслишь, Гернут. Одевай шубу — и вперед.
— Батя, ну почему всегда я...
— Давай-давай, без разговоров.
— Там же метель...
— Быстро!
— Пусть лучше Жан сходит. Он все равно одетый.
— Тебе вмазать, что б понял?! Бегом!..
«Ну бычара же ты, батя, — влезая в валенки, зло подумал Гернут. — Как ни есть бычара...»
Хлопнув дверью, он выскочил из дома. Метель слегка поутихла. Сверху падали крупные
хлопья снега. И по-прежнему не видно ни зги. Идти к сумасшедшей, а возможно, уже давно
мертвой старухе у Гернута не было ни малейшего желания. Но выбора у него тоже не было, и он
потащился сквозь снег к дому Элизы. Какого черта эта бабка живет так далеко?..
В это время в доме Кларина вокруг Лии женщины вовсю продолжали суетиться. По
счастью, Жан, когда нашел ее, сразу же растер ей лицо и руки снегом и, была надежда, что худших
последствий обморожения Лие удасться избежать.
Обнаружила девушку собака Жана и привела затем к ней своего хозяина. Он тащил Лию до
дома более четверти мили, но не замаялся — даже вместе со всей одеждой девушка, которая по
росту, если их поставить рядом, выходила чуть выше Жана, весила очень мало. Она была тощая,
как спичка.
Когда Жан внес ее в дом, она все еще была без сознания, но тепло и хлопоты домашних
Кларина скоро привели Лию в чувство. Она то всплывала на поверхность сознания, и начинала
неразборчиво бормотать какие-то слова, то вновь погружалась в беспамятство. Затем у нее начался
жар. Она металась в бреду, стонала: «Мама, мама...» — и успокоилась только тогда, когда Ринвен,
жена Кларина, раз, наверное, в десятый повторила: «Тише, девочка, тише... С твоей мамой все
будет в порядке. Мы об этом позаботимся. А ты спи.»
И Лия уснула. И во сне к ней пришло
Лучом света, оттолкнувшись от вязкой земной плоти... вздохом теплого летнего неба,
44