памяти очередной короткий разговор. Вспоминать,
какое у него лицо и какие глаза... Он часто ей снился: обычно в этих снах они вместе куда-то шли,
и Жан что-то ей рассказывал, а она молчала и улыбалась. В жизни она никогда не осмеливалась
заговорить с ним первой — хотя слушать его голос было для нее верхом блаженства. Лия
понимала, что Жан не для нее. И не потому, что она нищая, а он — сын самого богатого человека в
деревне. Она слепая, а он зрячий, она его любит, но ему с ней неинтересно, он умеет говорить,
легко шутит и легко становится серьезным, а она не может связать и двух слов... Он жил
совершенно иной жизнью, у него было много знакомых и все его любили. Она была счастлива уже
тем, что ненадолго смогла прикоснуться к этой жизни, такой шумной, переполненной самыми
разными событиями и впечатлениями.
Зимой в доме Кларина у нее было еще одно видение. По счастью, оно случилось ночью и
никто ничего не заподозрил. Она снова летала вместе с Меранфолем. Проснувшись, Лия долго
неподвижно лежала в кровати и думала о том, грешно ли любить двоих. Получалось, что одна,
земная, половинка ее сердца была отдана Жану, а вторая — сыну ночи и брату ветров. И любовь к
Жану не противоречила любви к Меранфолю, эти две любви были подобны двум разноцветным
лентам, перевитым друг с другом. На земле, в темном мире, и в небесах, полных Солнца и света,
она была разной — и любила двух разных мужчин. Когда она была на земле, Меранфоль казался
ей идеалом (но так было только на земле — в небе она часто подшучивала над ним), могущим
существовать только в мечтах или во снах, и она больше думала о Жане, чем о живом шторме.
Возносясь лучом солнечного света, она забывала о Жане. Он был ее земной любовью, Меранфоль
— небесной. К Жану ее тянул зов плоти, к Меранфолю... Трудно подобрать слова, чтобы описать
ее чувства к демону черного ветра. Хотя она видела его всего три раза, ей казалось, что она знает
его уже целую вечность.
В начале весны Элиза и Лия вернулись домой. Кларин обещал Элизе найти для нее какую-
нибудь работу, чтобы она и ее приемная дочь не умерли с голоду. Когда они уже совсем собрались,
Лия молча остановилась на пороге дома — и так замерла.
— Пойдем, пойдем, дочка, вот дверь, — торопила ее Элиза, но Лия не двигалась с места.
— Жан! — Внезапно позвала она, протягивая вперед руку. Она знала, что он стоит где-то
рядом.
Жан вложил свою руку в ее. Он думал, что она что-то хочет сказать ему, но Лия ничего не
сказала. Она нагнулась, прижалась губами к его ладони и поцеловала ее. Потом она быстро
выпрямилась, и, опираясь на локоть матери, покинула дом Кларина Фальстана.
12
…Эксферд Леншальский тяжело поднялся с ложа, кряхтя, сунул ноги в старые
разношенные башмаки, и, вымотанный этим усилием, несколько минут отдыхал, сидя на кровати.
За прошедшие годы он превратился из рыцаря, воина и благородного дворянина в бесполую
старую развалину. Когда-то он в одну ночь выиграл морское сражение, самолично положив при
этом дюжину Вольных Мореходов, сражавшихся с яростью обреченных, а потом проплыл полтора
52
фарлонга в ледяной воде — с родовым мечом, притороченным за спину. Перед тем, как прыгнуть в
воду, он стянул с себя кольчугу, но что касается меча, то Эксферд даже не подумал о том, что
можно расстаться со своим оружием. Как ни странно, Эксферд в тот день (точнее — в ту ночь)
каким-то чудом сумел выжить.
А сейчас... Сейчас он даже помочиться не мог без посторонней помощи. Однако формально
он пока оставался владельцем острова и старого замка — хотя на самом деле островом давно
управлял его сын. Предусмотрительные наследники окружили старого графа заботой и вниманием,
но ему трудно было угодить. Помимо телесной немощи, Эксферд стал раздражительным,
мелочным брюзгой. Единственным, кого он терпел возле себя, был один из его внуков, мальчик
двенадцати лет, который приносил дедушке еду и помогал перемещаться по замку, когда Эксферду
приходило в голову куда-нибудь пойти — например, чтобы обругать родственников и слуг.
Проверить, все ли на месте. А главное — продемонстрировать чертям, таящимся в темных углах
спальни, бесам, забравшимся в подушки и одеяла, и дьяволу, следящему за ним из зеркал и
оконных стекол, что он, Эксферд Леншальский, еще полон сил. Еще хозяин своего дома и своей
души. Подходите, ублюдки, попробуйте взять мою душу! Ну же! Что, струсили, шуты?.. То-то же.
Если бы у Эксферда спросили, когда он начал видеть чертей, он бы не смог точно ответить
на этот вопрос. Скорее всего, он просто бы разразился отборнейшей бранью, как делал всегда в
последние годы, когда дети-идиоты задавали ему разные каверзные вопросы, ставя себе одну-
единственную цель — запутать его, а потом похихикать за его спиной. Они считают его
сумасшедшим. Они говорят, что никаких чертей нет. Ха! Замок переполнен ими, а эти слепцы