converted file c4f5bee8

из   под   ног,   он   снова   шел   мимо   бродячего   театра,   не   понимая,   какая   сцена   разыгрывается   на

подмостках, не понимая, зачем эти люди застыли в таких странных позах. Он повернулся и ушел с

балкона. Он чувствовал, что что-то не так, но не мог объяснить, что именно. Ему было неудобно в

мокрой одежде.

Коридоры,   комнаты,   коридоры...   Он   шел,   переставляя   ноги,   не   думая   ни   о   чем.   Он

механически  переступал  через мусор,  валявшийся  у него  под  ногами  —  осколки ваз,  обломки

мебели, картины старых мастеров и гобелены, сваленные, как половые тряпки — он не замечал

всего этого. Ему было трудно идти: кололо в боку, кружилась голова. Он задыхался. Будь это

человек в здравом рассудке, он бы упал от боли и слабости, и не поднялся больше, но безумец шел,

как заведенный, как голем, как зомби, и казалось, что он, не смотря на свою медлительность,

никогда не упадет, а если упадет, или лишится головы, или будет четвертован — все равно встанет

и   пойдет   дальше.   Он   был   живуч,   как   насекомое   —   наполовину   раздавленное,   но   все   еще

шевелящее лапками и пытающееся ползти.

В одной из разгромленных комнат он увидел мальчика. Того самого мальчика — Эксферд

мгновенно узнал его, хотя мальчик стоял к нему спиной. Он не помнил, как зовут этого ребенка, не

56

помнил даже, внук это его или правнук, но в последние годы это было единственное существо,

связывавшее Эксферда с окружающим миром, и хотя Эксферд часто бранил его, бил и швырял в

него всем, что попадалось под руку, мальчик был единственным из настоящих, живых людей, кто

еще оставлял след в сумрачном мире старого графа, заселенном чертями, бесами, живой темнотой

и дьяволом.

И, смотря в спину ребенка, Эксферд Леншальский, впервые за последние десять лет, стал

приходить в себя. Мутная дымка вытекала из его разума, рассудок возвращался к нему, но — о,

Господи!   —   лучше   бы   он   оставался   в   плену   безумия!   Только   теперь   он   понял,   что   же   здесь

произошло, понял, что все — все, кого он любил когда-то, мертвы. Его замок разгромлен и пуст.

Его род уничтожен.

Он кинулся к мальчику, что-то бормоча, что-то выкрикивая, силясь дотянуться до него,

обнять, успокоить, уберечь, защитить... И мальчик, как бы в ответ на его крик, повернулся к нему

лицом.

Это   был   не   человек.   У   него   не   было   глаз   —   они   вытекли,   кроваво-белесыми   пятнами

размазались по щекам, а в глазницах смеялась сплошная чернота. У мальчика был открыт рот — и

длинный, полупрозрачный черный язык выходил из него, ветвясь, как пышное дерево и извиваясь,

как поток упругого ветра. Впрочем, это и был ветер. Тот же самый ветер. Конечно же, он никуда не

ушел. О, нет!.. Еще было рано.

Эксферд отшатнулся, хватаясь за грудь. Он почувствовал острую боль, почувствовал, как

слабое его сердце застыло — чтобы уже никогда больше не забиться снова. Сумасшедший мог

видеть картины гибели нескольких сотен людей и остаться равнодушным к этому зрелищу. Но

сейчас он уже не был безумен. Он был просто больным, беспомощным стариком, а перед ним в яви

стояло чудовище из его кошмаров, из тех снов, что когда-то сделали его сумасшедшим. Не сводя

расширенных глаз с мальчика, точнее — с того, что приняло вид мальчика, Эксферд стал медленно

оседать на пол.

— Здравствуй еще раз, Эксферд Леншальский, — сказало чудовище, с каждой секундой все

менее походящее на человека: гибкие черные жгуты появлялись за его плечами, росли, ширились и

чернотой, не имеющей четких границ, изливались в комнату. — Здравствуй и прощай.

И в тот миг, когда Эксферд умер, но душа его еще не успела покинуть смертную оболочку,

чудовище бросилось к его телу и вонзило язык-коготь ему в грудь, выпивая слабый, неверный,

мутный   внутренний   свет   Эксферда.   Затем   оно   закричало:   полновесная,   бурная,   как   водопад,

радость   демона   звенела   в   этом   крике.   Ураган   поднялся   вверх,   пробил   потолок   и   крышу   и,

вонзившись   в   ослепительно   синее   небо,   помчался   прочь.   Каменный   замок   позади   чудовища

разлетелся вдребезги, когда оно покидало его стены, но оно не оглянулось, чтобы посмотреть на

это занятное зрелище. Половина работы была сделана.

Двое из четырех.

13

Весна, томленье природы... Вздохи ее ветров — как струи ледяной воды, забираются под

одежду, рвут с головы волосы, замораживают кожу. Звук падающих капель: тает снег, стекает вниз

с крыши прозрачной водой, попадая на землю, на шею, на руки разбивается десятками стеклянных

брызг; за ночь земля покрывается льдом, и днем, между островками снега — лужи над слоем льда.

Птиц еще нет, промозгло и зябко, на деревьях еще не набухли почки. Глядя на черные стволы

лесных великанов, не верится, что их кроны когда-нибудь снова зазеленеют — слишком привыкли

мы за зиму к запутанному рисунку пустых ветвей. Когда на них начнут появляться листья, мы

вдруг поймем, что забыли что-то очень важное.

Мы поймем, что наступила весна.

...Кларин, как и обещал, помог Элизе найти работу. В соседней деревне располагался склад,