converted file c4f5bee8

куда   с   окрестных   сел   летом   и   осенью   свозились   продукты,   впоследствии   переправлявшиеся   в

город на продажу. Зимой склад тоже не пустовал — здесь хранились овощи и фрукты, которые

надлежало отвезти в город в начале весны, когда на этот товар поднимутся цены. Но поскольку за

зиму часть овощей успела сгнить, необходимо было отделить хорошие продукты от не особенно

57

хороших,   плохих   и   совсем   никуда   не   годных.   Этим   и   занималась   Элиза   вместе   с   еще   двумя

женщинами из других деревень. Платили ей мало, но Элиза и тому была рада. По крайней мере, на

хлеб им с Лией хватало. Кроме того, каждым вечером она возвращалась домой с полной корзиной

овощей — часть порченых продуктов хозяева склада бесплатно отдавали своим работницам. Две

другие женщины уходили со склада не с корзинами — с полными мешками, но Элизе уже на

половине пути даже ее незначительная ноша начинала казаться неподъемным грузом. Приходила

она домой очень поздно, едва ли уже не ночью, а вставала до зари — путь в соседнюю деревню

был ой как не близок, особенно для слабых старушечьих ног. Но она не жаловалась — напротив,

она не уставала благодарить и Кларина, и хозяев склада за эту работу. Последние несколько лет

она каждый раз со страхом думала о весне — о времени, когда в доме шаром покати, когда все

зимние запасы истрачены, а сельские работы еще не начались и неоткуда принести в дом даже

заплесневелую хлебную корку или картофельную кожуру... Теперь, благодаря Кларину, им с Лией

не приходилось голодать. А когда работа на складе закончится, как раз подойдет время пахоты.

Для нее обязательно найдется какое-нибудь дело в ее родном селе, и, кроме того, Элизе придется

заниматься  еще  и  собственным  маленьким  огородом.  Так что  до  лета  ей  скучать  не  придется.

Только, о Пресветлый Джордайс, так ломит спину, так ноют дряхлые мышцы, так немилосердно

болят   ноги,   и   сердце   бьется   неровно,   будто   готовясь   вырваться   из   груди   —   или   замолкнуть

навеки...

Пожалуй, одна Лия знала, каково приходилось Элизе этой весной. Приходя домой, Элиза

валилась с ног от усталости. Лия обнимала ее, забирала у нее корзину и, под присмотром матери,

готовила ужин. Потом она усаживала Элизу в свое кресло, снимала с ее ног грязные обмотки и

начинала   разминать   ей   ступни,   щиколотки,   икры.   Элиза   чувствовала,   как   усталость   и   боль

покидают  ее,   а   взамен   по   ногам   разливается   приятное   тепло.   Иногда   она   там   же,   в   кресле,   и

засыпала, но Лия неизменно будила ее и заставляла дойти до кровати. Она знала, что если Элиза

проспит всю ночь в кресле, то утром у нее будут болеть не только ноги, но и все тело.

Ранним  утром  Элиза,  стараясь не  шуметь,  торопливо готовила  завтрак  и собиралась  на

свою работу. Лия, которая обычно просыпалась в это же время, не вставала, чтобы не мешать ей.

Но почти всегда, слыша, что Элиза уже готова уйти, она поднималась и спускалась вниз — чтобы

попрощаться с матерью, подставить щеку для поцелуя и постоять на крыльце. У калитки Элиза

оборачивалась и несколько секунд медлила — подслеповатыми старушечьими глазами она сквозь

слезы   смотрела   на   Лию,   прекрасную   юную   девушку   с   лицом,   изуродованным   застарелыми

шрамами, и вспоминала, какой красивой и юной она была сама когда-то. Когда-то, слишком давно,

чтобы теперь без оглядки можно быть уверенной в том, что все было именно так, а не иначе...

14

...Элиза   вернулась   на   Леншальский   остров   в   конце   весны.   Ей   тогда   было   столько   же,

сколько Лие сейчас — двадцать два года. И хотя сама Элиза еще не догадывалась об этом, весна ее

собственной жизни уже отцвела. Но откуда, впрочем, тогда ей было это знать? Она молода, она по-

прежнему красива — хотя, признаться, уже и не так, как раньше, но все же и того, что оставалось,

более чем достаточно, чтобы устроить свою судьбу. И она занялась этим нелегким делом...

Город   встретил   ее   шумными   криками,   песнями   и   танцами   на   площадях,   и   домами,

украшенными   лентами   и   цветами.   В   городе   проходили   какие-то   празднества,   но,   хотя   прежде

Элиза с большим удовольствием принимала участие во всевозможных народных гуляниях, сейчас,

смотря на них со стороны, она ощутила лишь скуку. Радость показалась ей наигранной, улыбки —

лживыми, а реплики балаганных актеров, заставлявших целые толпы горожан стонать от смеха —

откровенно   глупыми.   Она   вернулась   в   свою   квартиру,   но   была   вынуждена   несколько   часов

просидеть внизу, дожидаясь хозяев дома, ушедших на празднество. Когда они вернулись, Элиза

попросила   вернуть   ей   ключи   и   снова   поселилась   в   своих   комнатах.   Меж   тем,   она   знала,   что

Эксферд заплатил хозяевам дома за год вперед — но год подходил к концу, и через несколько

месяцев ей волей-неволей придется съехать отсюда, поскольку денег, чтобы дальше платить за

себя, у нее не было.

К   концу   лета,   когда   настойчивые   хозяева   стали   уже   едва   ли   не   каждый   день

58