converted file c4f5bee8

корабле — когда вся эта суматоха малость поуляжется. Однако они слишком много думали о том,

что их ждет, если их поймают, чтобы заботиться о нуждах девочки или осознавать, что они не

очень-то   похожи   на   обычную   семью,   мирно   путешествующую   по   своим   делам.   Когда   они

очутились в трактире, простой вопрос об имени девочки поверг их обоих в панику. По счастью,

простодушная хозяйка ничего не заметила, и женщина сумела справиться с собой и выдать первое,

что ей пришло на ум — название цветка, который она увидела на подоконнике. Позже, влив в себя

немало пива и вина, изругав друг друга всеми словами и даже успев подраться, они вдруг пришли

к еще одной «блестящей» мысли. Подала ее женщина.

— Слушай, — сказала она мужчине. — Заметут нас с этой маленькой тварью. Как пить

дать заметут.

Напарник   обругал  ее   —   так,   без   особой  злобы,   скорее   уже   по  привычке.   Но   женщина

упорно продолжала:

— Избавиться от нее надо...

—   А?..   —   Он   повернулся   к   женщине.   Обрадованная   этим   знаком   внимания,   она   с

поразительной настойчивостью и убедительностью зашептала:

— Избавиться надо от маленькой сучки. Слышь, че скажу?.. Сунь ее в очаг. Утром хозяйке

скажем, что сама туда упала. А мы будто бы спали и ничего не заметили.

Ну, он и сунул. Так, без особой злобы. Необходимость есть необходимость.

65

Когда Элиза ворвалась к ним в комнату, они могли дать ей отпор. Они легко могли ее убить

— женщина неплохо умела обращаться с ножом, а ее напарнику хватило бы одной руки, чтобы

открутить Элизе голову. Но Элиза их напугала, и они убежали. Им повезло — через две недели им

удалось убраться с Леншаля на какой-то шхуне.

Однако Элиза всей этой истории не знала.  Она полагала,  что эти двое  и в самом  деле

являются настоящими родителями Лии. И в последующие годы она больше всего опасалась того,

что в какой-нибудь день они снова заявятся к ней на порог и потребуют вернуть их ребенка — а

она не сумеет дать им отпор. И закон будет на их стороне: попробуй, докажи кому-нибудь, что это

они изувечили девочку.

Жофрей поначалу отнесся к появлению ребенка, как к «блажи» Элизы. Однако ее заботы о

Лие привели трактир в еще большее запустение — что дало Жофрею повод обвинить ее в безделье.

Но Элизе было уже все равно. Постояльцы, деньги, вкусно ли она будет есть завтра, сладко ли

спать   —   все   это   перестало   заботить   ее.   Все   свое   внимание,   всю   нерастраченную   любовь   она

тратила теперь на Лию — сначала выходила ее, уберегла от смерти, а потом вырастила, научила

ходить, разговаривать... и даже (хотя это случалось нечасто) смеяться.

Деньги и ценности, которые у нее еще оставались, и живя на которые, она надеялась хоть

как-то   дотянуть   до   старости,   однажды   выкрал   Жофрей.   Домой   он,   естественно,   больше   не

вернулся.   Впоследствии   до   нее   дошли   смутные   слухи,   что  он  спился   и  умер  на   другом   краю

острова. Ну да и Бог с ним. Пресветлый Джордайс ему судья.

15

Майское   солнце   пригрело   землю,   и,   повинуясь   его   лучам,   природа   расцвела.   Небеса

очистились   от   весенних   бурь,   а   из   земли   поднялись   травы   и   злаки.   Давно   уже   стаял   снег,

обернувшись животворной влагой, вернулись с южных островов перелетные птицы, и на полях

были завершены почти все весенние работы. В один из таких пригожих деньков Гернут Фальстан

выбрался из дому и повстречался со своими старыми друзьями. Отец уже не смотрел за ним так

строго, как раньше, да и то ведь — не станешь же всю оставшуюся жизнь собственного сына дома

держать как на привязи! Весной Гернут трудился в поле исправно, а дома жена готовилась к родам

— вот и не обратил Кларин внимания на отлучку сына. Встретившись же со своими дружками,

Гернут   отлично   провел   время,   поболтал   с   ними   о   том   о   сем,   посетовал   на   жизнь,   да   и

снисходительно на них поглядел — с позиции, так сказать, человека трудящегося, ответственного,

семейного.   «Изменился   ты,   Гернут,   —   сказали   ему   друзья,   —   Остепенился.»   «Да,   братцы,   —

согласился он, — вишь вон как нас всех время-то меняет...» И стало ему в тот момент неимоверно

грустно и тоскливо от осознания того, сколь сильно меняет людей время...

Они   уговорились   встретится   снова   —   через   несколько   дней.   Работы   снова   не   было,   а

погода стояла такая, что просто грех дома сидеть: тепло, но не жарко, небо чистое, прозрачное,

однако нет-нет да проплывет по нему облако какой-нибудь странной формы, и воздух так свеж, так

пахнет приятно, что дышишь им — и надышаться не можешь.

С утра встретившись со своими дружками, он увел их подальше от деревни, в ближайшую

рощу. Там и осели. Все было честь по чести: и бутыль самогона, и закуска. Посидели, выпили. Еще

выпили. Постепенно и разговор, прежде сухой и нескладный, как на меду потек — говорили много,

и складно, и горячо. Подшучивали над новичком, Мануэлем, примкнувшем к компании только в

последний   год,   и   бывшим   еще   совсем   молодым,   «зеленым».   Вспоминали,   как   водится,   былые