converted file c4f5bee8

пьянки   —   многократно   преувеличивая,   конечно,   количество   выпитого.   Ольвер,   старый

Гернутовский приятель,  развлекал компанию подробными рассказами о своих многочисленных

связях с женщинами самого разного общественного положения — упоминались в его рассказах и

дворянки, и даже графини, и послушать его — так казалось, что нет такой женщины, которая не

была бы без ума от Ольвера, а меж тем всем было прекрасно известно, что он уже второй год

живет   бобылем.   Но   врал   он   красиво,   гораздо   краше,   чем   жил,   и   оттого   нетрудно   было   ему

поверить.

66

— Эх, — откидываясь на спину, сладко потянулся Родри. Он был ровестником Гернута, но

на своем веку успел уже забрать жизни девяти-десяти человек (а может быть и больше, если не

выжили те, кого Родри, ограбив, калечил ради развлечения). — Бабу бы сейчас...

— Да-а... — Согласился Ольвер. — Герн, ты слышал, наш кабачок-то закрыли? Девки все

разбежались...

— Слышал, слышал, — кивнул Гернут. — А ты, Родри, верно говоришь: неплохо бы сейчас

под бочок к какой-нибудь девке... а?

— Эт точно, — согласился Родри.

— Тебе-то что неймется? — Ухмыльнулся Ягнин. — У тебя же теперь жена есть! — И

подмигнул Ольверу.

— Что жена! — Гернут не стал распространяться о том, что жена не подпускает его к себе

вот уже несколько месяцев. — Жена пусть дома сидит. Я о другом толкую… Вот сейчас бы, как в

старые времена, какой-нибудь девке под юбку залезть бы... а?

— Ну, для кого те времена старые, а для кого и не очень...

— Да будет болтать, — оборвал Ольвера Родри. — Кабачок-то закрыли. К Ильге, что ли,

идти? Так она стара, как божий свет, и вонюча, прости Господи, как коза...

—   Да   есть   баба,   —   тихо   сказал   Гернут,   снова   снисходительно   поглядев   на   своих

товарищей. — Есть.

— Ну? А че за баба? — Встрепенулся Ольвер.

— Такая... баба. — Гернут сделал неопределенное движение руками. — Баба как баба, в

общем. Рожей, правда, не вышла...

— Да кому нужна ее рожа! — Перебил его Ягнин. — Ты дело говори. Кто такая, где живет?

— Да, местная дурочка. Живет здесь поблизости со старухой одной.

— И че, старуха ее, значит, в наем сдает?

— Да не... Старуха с нее каждую пылинку сдувает. Только ее сейчас нет дома, старухи-то.

Вернется поздно — это я точно знаю, потому как отец ее в соседнее село сам на какую-то работу

устраивал. А девка дома одна. Ну?..

— Да ну ее на хрен, эту девку, — рассудительно сказал Ольвер. — Настучит ведь своей

старухе. А та к бальи побежит. На хрен надо из-за какой-то дуры на галере гнить...

— Че, струсил, Ольверушка?.. — Глумливо ощерился Гернут. — Да не трясись ты! Никто

ничего не узнает. Все путем будет.

— А ты почем знаешь? — Спросил Родри.

— Да слепая та девка — то ли с детства, то ли с самого рождения.

— С самого девства, — ввернул зубоскал Ягнин, и все четверо дружно заржали над этой

остроумной шуткой. И Мануэль тоже засмеялся — несмело еще, как бы вопросительно...

...В тот день она вынесла из дома старое кресло и установила его на крыльце, недалеко от

двери. Она полной грудью вдохнула весенний воздух — теплый и свежий, душистый и щемяще-

сладкий, и улыбнулась Солнцу.  Лия не могла его видеть, однако могла  чувствовать тепло его

лучей, лившихся на ее лицо и руки. Было тихо, но абсолютное безмолвие чуждо природе — и Лия

гораздо   лучше   зрячих   людей   знала   это.   Шелестенье   трав,   скрип   половиц   в   доме,   воробьиное

чириканье и далекий собачий лай — она так давно сжилась с этими звуками, так привыкла к ним,

что   подчас   переставала   замечать   их,   но   они   всегда   были   рядом,   и   ей,   могущей   полагаться   в

познании мира только на слух и осязание, почти не приходилось прилагать усилий, чтобы вновь

начать слышать их. Но если уж этот мир был лишен тишины, то покой, несомненно, царил в нем

ныне — и все шорохи и шелестанья, и иные звуки были лишь частями окружавшей ее вселенной

— частями, ничуть не противоречащими друг другу, не вызывающими разлада в едином хоре.

Можно сказать, что в то весеннее утро она сидела в кресле и предавалась созерцанию — но как

можно сказать такое о той, кто не умеет видеть? Но, чем дольше она сидела в кресле в полной

неподвижности,   тем   прозрачнее   становилось   то,   что   ее   окружало.   Тьма   перед   ее   глазами

готовилась исчезнуть, отойти, уступить место крыльям и цветам, и водопадам красок, и ступеням

ветров и облаков... Видение должно было посетить ее сегодня. Она это знала.

67

...Она почувствовала приближение разлада раньше, чем услышала его. Как всегда, разлад

несли с собой люди. Люди с их тяжелыми шагами, громкими и резкими голосами. Люди, пахнущие

потом и раздражением, люди, поступки которых слишком часто были ей непонятны.

Потом она их услышала. Услышала, как они негромко переговариваются о чем-то между

собой. Их было двое или трое — а может быть, и четверо. Кто-то из поселка? Бродяги?.. Она

обеспокоилась. Несколько секунд она еще колебалась, но люди приближались, и она встала, чтобы

уйти. Она всегда боялась людей.

Надо было открыть дверь, поднять кресло, осторожно пронести его через дверной проем —