равнодушной реакции последнего.
У Дэвида все внутри похолодело, когда он заглянул в спокойные, ничего не выражающие
глаза Локбара. Он видел такой взгляд и раньше — у Лэйкила и потому понимал, что он означает.
«Я кретин, — подумал Дэвид. — Надо было бежать из города сразу после дуэли…
Идиот… Вот что означали слова Эдвина и вот почему другие… не такие наивные, как Идэль или
Брэйд… смотрели на меня чуть ли не с жалостью… моя победа — красивое самоубийство…»
— Лорд Локбар о чем-то очень хотел поговорить с вами, Дэвид, — все с той же,
граничащей с издевательством, вежливостью, сообщил Дильбрег. Чуть наклонил голову. — Что
ж… не буду вам мешать.
Он ушел, а отец Кантора и Дэвид еще несколько секунд смотрели друг на друга.
— Пойдемте на улицу, Дэвид, — предложил Локбар кен Рейз. Голос — как стальная рука в
мягкой перчатке. — Там и поговорим.
Он двинулся с места, но заметив, что Дэвид не идет за ним, остановился.
— Давайте обойдемся без сцен, хорошо? — Попросил он.
Дэвид сглотнул. Это было нечестно — вот так вот, по-идиотски умереть после всего
пережитого. Он судорожно искал выхода — и не находил его. Его словно посадили в клетку, из
которой был только один выход. Бежать — бессмысленно: Кантор, только начинающий учиться
Искусству, мог бы не найти его, но его папаша, носивший на левой руке знак Гильдии Паучников,
нашел бы обязательно.
Локбар повернулся и пошел по направлению к лестнице. Дэвид — чувствуя себя так, как
если бы его мышцы застыли, превратились в лед и ему, чтобы двигаться, приходилось ломать
прежде всего самого себя — шагнул за ним. Он мимолетно пожалел о том, что меча Гьёрта сейчас
нет с ним: на территории Академии ученикам запрещалось носить холодное оружие превышавшее
длину двух ладоней. Впрочем, меч тут бы ему не помог…
Они вышли из здания и по центральной аллее не спеша направились к ближайшим
воротам…
Первую четверть пути прошли молча, потом Локбар кен Рейз заговорил:
— Для начала, господин Брендом, мне хотелось бы поблагодарить вас…
— Перестаньте, — процедил Дэвид. — Избавьте меня хотя бы от ваших издевательств…
Делайте то, зачем пришли, только ради бога — заткнитесь.
Как не трудно догадаться, эта яростная тирада не произвела на старшего кен Рейза
никакого впечатления. Во всяком случае, «затыкаться» он не стал, отнюдь…
— Издевательств?.. — Кен Рейз негромко рассмеялся. — А ведь Кантор, оказывается, прав
— при всех своих несомненных… достоинствах… вы, господин Брендом, совершенно не умеете
держать себя в руках. Это серьезный недостаток. Куда более серьезный, чем слабость вашего
природного Дара.
Дэвид молча отвернулся. Участвовать в этом спектакле он не собирался.
— Так вот, — размеренно и неторопливо, в такт своим шагам, уверенно измерявшим
центральную аллею, продолжил барон Локбар, — я, как уже сказал, хочу поблагодарить вас. Вы
— может быть, не вполне осознанно — проявили подлинное благоразумие, не убив моего сына.
Дэвид настороженно повернул голову обратно. Это что, не шутка?..
— Конечно, вы его искалечили, да еще и заколдованным клинком, и лечить нам его
придется не один день… даже не одну неделю… — Локбар вздохнул. — Но основные узлы
гэемона не задеты, и это очень хорошо… Вы все еще не понимаете? Хорошо, я объясню.
Большинство эмигрантов, пребывающих в Хеллаэн, умирают насильственной смертью… будь
иначе, мы, скорее всего, уже задохнулись бы от перенаселения. Среди уроженцев Темных и
Светлых Земель смертность ниже, но все равно очень высока. До старости… то есть до времени,
когда изнашивается эфирное тело и наступает пора либо менять его — что очень сложно, либо
отправляться в Страну Мертвых, пожив всего-то две-три тысячи лет… да, до этого почтенного
возраста доживает в лучшем случае лишь один из тысячи. Среди остальных девятьсот девяносто
девяти — не все, но многие — многие расстаются с жизнью как раз в самые молодые, отчаянные
годы, когда Дар взрастает и приходит первая уверенность в себе, в своих силах… к сожалению, не
всегда сопровождаемая разумом и чувством меры… они, вместе с опытом, появляются только с
годами. Я — совершенно искренне — говорю вам «спасибо» за то, что вы победили и унизили
Кантора. Удивлены?.. Он талантливый юноша, и Дар его силен, а семья всегда была ему надежной
защитой… но ему давно стоило бы повзрослеть и научиться чуточку более трезво смотреть на
вещи… а он — увы — взрослеть не хотел. Я опасался, что рано или поздно с ним случится что-
нибудь вроде того, что произошло. Он думал, что стал взрослым, победив в нескольких дуэлях…
но он еще и не начинал взрослеть, напротив, эти победы лишь подлили масла в огонь. Надеюсь,
то, что случилось позапрошлой ночью, немного отрезвит его: если нет, он обречен. У нас
жестокий мир, а Кантор — мне грустно это признавать — никак не может понять, насколько он