Cure Te Ipsum (СИ)

— Милочка, это Эсгарот, — вступил господин Боргунд, волоча гигантский тюк упомянутого чеснока с улицы, — там, кроме рыбы, ничего больше не было никогда.

— А как люди жили?

— Торговали.

— Чем?

— Рыбой.

Мне резко расхотелось вступать в Эсгаротское Братство. Пожалуй, стоит подумать о Лихолесье — торговали любители натуральных и экологически чистых продуктов чем-то более приятным и менее дурнопахнущим.

***

Лара в последний раз перепроверила повязку Бофура, и гном неожиданно попробовал сесть. Не удалось: охнул и упал назад.

— Бофур! Я сколько раз сказала: лежать! Ты не встанешь сегодня. И завтра. И не сядешь. Два дня как в себя пришел, еще два дня будешь лежать. Терпи, это надолго.

— Голова кружится, — слабо подал голос тот, как будто извиняясь.

— Крови много потерял, вот и кружится.

— А куда всех остальных убрали? — гном оглянулся, — что, все… того…

— Уплотнение у нас, — вздохнула Лариса, — тебя просто нельзя двигать, вот и оставили. Тебя, вон там еще мужик из Эсгарота спит, просто его не видно. И наши врачи тоже здесь ночуют.

— Мастер Саннэ?

— А он не спит, — ухмыльнулась Лара, — он впадает в эльфийскую кому и черпает энергию в транскосмических лучах…

— Детка, я все слышал! — врач вырос словно из-под земли у койки гнома. — Ну что, господин хороший, как ваше ничего?

С битвы прошло шесть дней. Медики всего госпиталя повеселели: наконец-то кто-то догадался доставить им запасы сносной провизии и дров. Правда, все как один зло смотрели на воинские стоянки поодаль. Там костры, не жалея дров, жгли каждую ночь, оттуда слышались дикие вопли и пьяные песни.

Битва воинов закончилась, сражение врачей продолжалось.

Появились и первые трофеи: Эля, сияя и радуясь, нарисовалась на складе в светло-сиреневом платье, расшитом жемчугом. Платье выглядело абсолютно новым, а материал здорово смахивал на парчу. Лара, впрочем, парчи никогда не видела и только рот открыла.

— Мне Торин подарил, — с ходу сообщила довольная медсестра, — и вот еще, смотри…

Она вытянула вперед руки, унизанные кольцами. На некоторых пальцах их было по два. Лара закрыла рот.

— Признавайся, ты ему итилиенского мха в суп накрошила?

— Зеркала не найдется? — вертясь во все стороны, кокетливо поинтересовалась девушка, — может, у эльфов?

— В инструментах посмотри.

— А если в большом лагере…

— Ты сунешься к пьяной солдатне в таком виде? Не рекомендую.

— Лара, ты так зубами скрежещешь, осторожнее, — пропела, не дослушав, Эля, приподнимая расшитый подол и направляясь к выходу, — здесь стоматология не на том уровне. Хотя, золотые зубы… тебе пойдут.

Пританцовывая, она удалилась. Лара закатила глаза к потолку и коротко, но ёмко, высказалась на родном языке.

— Забавно получилось, если ей это нравится, — вдруг довольный голос Нори вывел ее из прострации, — скажи, Ларис, она думает, что Торин ее так добивается, что ли?

— А разве нет?

— Он ей платье подарил, — хмыкнул Нори, — женщине!

— Еще и цацки к нему, — пискнул Ори.

— Объясняйте, товарищи гномы.

— Просто драгоценности — это ничего не значит. Все зависит от второго дара. Узбад символически откупился от нежелательного внимания. Платье — это не шуба, не платок даже, — наконец, заговорил Бофур из своего угла, — все равно, что сказать «Прикройся».

— Как бы сказать «Не хочу тебя видеть», — добавил Нори.

— «Глаза б мои не смотрели!» — это снова был Ори.

— Да и Торин по этой части совсем не…

Что с Торином не так, Лариса не узнала, потому что прибыл долгожданный обоз из Лихолесья, и у большого костра намечалась врачебная свара: распределяли всем необходимые обезболивающие.

***

Как говорится, «Мы делили апельсин. Много наших полегло…».

Эльфы били лезущих на обоз наглых гномов по рукам. Помогало плохо. Пока сражались с гномами, скромные и тихие целители Эсгарота вытягивали необходимое с другой стороны. Возвышался надо всем этим эльф в чем-то, напоминающем сутану небесно-голубого оттенка, и отчаянно пытался воззвать к народной совести и профессиональной гордости:

— Братья! Коллеги! Мы же все на одной стороне! Мы должны быть терпеливы…

— Ты опоздал на шесть дней, сучара! — ловко подпрыгнул и плюнул в сторону эльфа какой-то замызганный молодой гном с ужасно кривым швом поперек скулы, — хуле сразу не явились? Мы тут уже всех багульником поперетравили нахрен!

— Правильно, Гилри!

— Так его! Эй, морда, а ну-ка… терпели мы! Уж так натерпелись, чтоб тебя гоблины драли…

Эльфы тоже ругались. Только на синдарине. Лица у них были не такие выразительные, но горящие нехорошим огнем глаза и шипящие интонации сомнений не оставляли: опоздавших сородичей они не хвалили.

Времени на перегруппировку тратить не стали, и лекарства почти сразу растащили по местам назначения. Кое-что осело и на складе. На непродолжительное время в лагере воцарился мир и покой.