Curiositas. Любопытство

В дантовской космологии место корыстолюбцев определено мерой их прегрешения. В четвертом круге Ада находятся скупцы и расточители; в шестом – деспоты, грабившие свой народ, и промышлявшие грабежом жестокие разбойники; в седьмом – лихоимцы и денежные воротилы; в восьмом – обычные воры и торговцы церковными и государственными должностями; в девятом – величайший из предателей Люцифер, возжелавший сравняться в силе с Богом. При восхождении в Чистилище действует обратный принцип (от большего из зол к меньшему) и показаны новые проявления корыстолюбия и их последствия. На втором круге Чистилища искупление ждет завистников, на третьем – гневливых, на пятом – скупцов.

Корыстолюбие наказывается и искупается по-разному: в четвертом круге Ада, который стережет Плутос, божество богатства (которого Вергилий называет «проклятым волком»), скупые и расточительные грешники передвигают по половинам огромного круга гигантские валуны и сталкивают их с криками: «Чего копить?» или «Чего швырять?». Данте замечает, что у многих скупцов сбриты волосы: Вергилий объясняет, что это священники, папы и кардиналы. Данте не может никого из них узнать, поскольку, по словам Вергилия, «на них такая грязь от жизни гадкой, / Что разуму обличье их темно». В своей земной жизни эти души глумились над тем, чем располагает Фортуна, – продолжает наставник, – и ныне «все золото, что блещет под луной / Иль было встарь, из этих теней, бедных / Не успокоило бы ни одной». Человеческим существам не дано постичь мудрость Всевышнего, дающего Фортуне право вновь и вновь делить земные блага между людьми, обращая одних в богачей, а других в бедняков, и тем самым поддерживать нескончаемый и изменчивый ход вещей[398].

Мотив скупости не раз повторяется в «Божественной комедии»; греху мотовства внимания меньше. Эпизод со Стацием в этом смысле – исключение. Вергилий в Чистилище полагает, что осужден он был за скупость, и спрашивает собрата-поэта, как столь мудрый человек мог пасть жертвой такого прегрешения. Стаций со смехом объясняет, что грех его совсем не в том.

Поняв, что крылья чересчур большие
У слишком щедрых рук, и этот грех
В себе я осудил, и остальные[399]

.

На этом тема расточительства себя исчерпывает, но о скупости автор еще будет говорить. Непостижимый промысел Фортуны распространяется на тех, кто не просто скуп, а еще и не прочь нажиться на нужде других: таких грешников Данте встречает в Аду, на три круга ниже скупцов. Вызвав из бездны крылатого монстра Гериона, Вергилий намерен пояснить чудовищу, как доставить их вниз, а поэт тем временем должен поговорить с персонажами, столпившимися у края горючих песков.

Из глаз у них стремился скорбный ток;
Они все время то огонь летучий
Руками отстраняли, то песок.

Так чешутся собаки в полдень жгучий,

Обороняясь лапой или ртом
От блох, слепней и мух, насевших кучей[400].

В первый (и единственный) раз Вергилий отсылает Данте одного наблюдать за грешниками, и поэт никого из них не может узнать – так же, как это было в круге скупцов. В горючих песках, неподвижно уставившись вниз, сидят денежные заправилы, повинные в грехе лихоимства: на их шеях повисли денежные мешки, расшитые фамильными гербами. Один из персонажей, назвавшись уроженцем Падуи, сообщает Данте, что все, кого странник видит вокруг него, – флорентинцы. Эпизод короткий: незачем долго рассуждать об обреченных душах, и поэт смотрит на них с величайшим презрением. Эти пленники собственной алчности подобны обезумевшим зверям. Они напоминают повадками животных, изображенных на мешках для денег, – жадную гусыню, прожорливую свинью, – как и тот пизанец с искаженным гримасой лицом, который в конце диалога с Данте облизывается, словно бык.