Curiositas. Любопытство

Скруджа сторонятся все, даже дружелюбные собаки-поводыри. «А вы думаете, это огорчало Скруджа? Да нисколько, – пишет Диккенс. – Он совершал свой жизненный путь, сторонясь всех, и те, кто его хорошо знал, считали, что отпугивать малейшее проявление симпатии ему даже как-то сладко». Это «гадкий, бесчувственный, жадный скареда», порок превращает его в отверженного, как тех денежных воротил на краю седьмого круга, обреченных наедине с собой терпеть уготованное для них наказание. Его никчемная жизнь – пародия на жизнь в созерцании, желанную для отшельников и мистиков, которых Макарий Египетский называл «упоенными Духом», а занятие (подсчет денег) – карикатурное подобие истинного труда[405].

Диккенс – великий летописец жизни в труде и беспощадный критик бесплодной деятельности банкиров и бюрократов. Один из таких финансистов, мистер Мердл в романе «Крошка Доррит», – человек «с неистощимыми ресурсами, громадным капиталом, громадным влиянием. Его предприятия безусловно надежны, прочны, верны». Только после того, как этими «предприятиями» мистер Мердл разорил сотни людей, о нем стали говорить иначе: «Отъявленный мошенник, конечно… но умница! Нельзя не восхищаться таким молодцом. То-то, должно быть, был мастер по части шарлатанства! Такое знание людей, уменье их обойти, выжать из них все, что нужно!»[406] Такой же, но реальный мистер Мердл – Бернард Мейдофф, – один из тех, кто в 2008[407] году здорово нагрелся на экономическом кризисе и многих сумел заманить в свои сети. Но в отличие от бесстрастного Мейдоффа, мистер Мердл, когда его «предприятия» терпят крах, не стерпев позора, перерезает себе горло. Нынешние мистеры Мердлы по-прежнему верят в деньги как символ блага, которое они стремятся заполучить.

Деньги – многозначный символ. Лауреат Нобелевской премии экономист Пол Кругман в своей колонке в «Нью-Йорк таймс» приводит три примера, взятые из его замысловатых отчетов[408]. Первый – открытый карьер в Папуа – Новой Гвинее, золотой прииск Поргера, снискавший дурную славу из-за нарушений прав человека и ущерба окружающей среде; месторождение продолжает эксплуатироваться, поскольку цены на золото с 2004 года утроились. Второй прииск – виртуальный, это биткоиновая «разработка» в исландском Рейкьянесбайре, где используется электронная валюта, биткоины, которые люди приобретают, полагая, что в будущем кто-нибудь станет их покупать. «Как и золото, их можно „добывать“, – пишет Кругман. – Вы можете создавать новые биткоины, но только путем решения очень сложных математических задач, требующих одновременно больших вычислительных мощностей и электрической энергии, на которой работают компьютеры». На «биткоиновом руднике» реальные ресурсы служат созданию виртуальных объектов неясного назначения.

Третий пример – гипотетический. Кругман поясняет, что в 1936 году экономист Джон Мейнард Кейнс утверждал, что для обеспечения полной занятости населения требуется увеличить государственные расходы. Но тогда, как и сейчас, сильно было политическое противодействие такому решению. Тогда лукавый Кейнс предложил другой вариант: пусть правительство распорядится закопать бутылки с наличными деньгами в иссякших угольных шахтах, чтобы частный сектор вкладывал собственные средства в их извлечение. Эти «совершенно бесполезные траты» дали бы национальной экономике «столь необходимый толчок». Но этой идеей Кейнс не ограничился. Он заявил, что настоящий золотой рудник немногим отличается от предложенной альтернативы. Золотодобытчики, не щадя сил, извлекают живые деньги из земли, в то время как неограниченные объемы наличности можно получить практически даром на печатном станке. Причем едва только золото извлекается из земли, как значительная его часть вновь оказывается «погребена» – скажем, в золотохранилище нью-йоркского Федерального резервного банка. Деньги – символ, не несущий ничего, кроме виртуального значения: они теперь выражают только сами себя, как мошна дантовских воротил, олицетворяющая своих хозяев, которые, в свою очередь, олицетворяют ее. Деньги – источник ростовщичества, умножающего деньги.