Curiositas. Любопытство

День Воскресения, или Яум аль-Кыйама (иначе называемый Яум аль-фасал, то есть Судный день, или Яум аль-дин, День религии), когда человечеству предстоит свидетельствовать о своих деяниях, в 75-й суре Корана упомянут особо. «Одни лица в тот день будут сиять / и взирать на своего Господа. / Другие же лица в тот день будут омрачены. / Они будут думать о том, что их поразит беда». Точная дата этого грозного события не названа (ее знает лишь Всевышний, и даже Пророку не дано ее изменить), но в этот день мертвые поднимутся, даже если стали «камнями, или железом, / или другим творением», в котором трудно представить жизнь. Дню Воскресения будут предшествовать важные предзнаменования: явление аль-Масих ад-Дадджаля, лжемессии; опустение Медины; второе пришествие Исы (чья фигура в исламской традиции тождественна Христу), который одержит победу над Дадджалем и всеми ложными верованиями; племена Гога и Магога вырвутся на свободу; за захватом Мекки последует разрушение Каабы; все истинно верующие умрут при дуновении южного ветра. И тогда все стихи Корана будут забыты, знание, дарованное исламом, канет в небытие, демоническое чудовище выйдет к выжившим, и они будут участвовать в неистовой сексуальной оргии, огромная черная туча покроет землю, солнце взойдет на западе, и ангел Исрафил, протрубив в первый раз, умертвит всех живущих. Наконец, раздастся второй глас трубы, и мертвые воскреснут[448].

Испанский ученый Мигель Асин-Паласьос считал, что Данте мог быть знаком с исламской эсхатологией по латинским переводам хадисов, которые делались в Кордове. И хотя суждения Асин-Паласьоса относительно исламского влияния в «Божественной комедии» многими оспаривались, критики были вынуждены признать возможность «проникновения исламских мотивов в христианскую мысль Средневековья». Основной тезис сразу кажется очевидным: из Аль-Андалуса (цивилизации, в которой поддерживался живой диалог трех представленных в Испании культур – исламской, христианской и иудейской) исламские тексты, переведенные на латынь, легко могли достигать культурных центров Италии, где их точно не обошел бы вниманием такой «всеядный» читатель, как Данте. Среди этих текстов выделяется «Послание о прощении», сатирический экскурс в небесные и адские сферы, сочиненный сирийским поэтом XI века Абуль-Ала аль-Маарри и прочно ассоциирующийся у западного читателя с диалоговым дискурсом потустороннего мира в «Божественной комедии». Автор «Послания» насмехается над неким знакомым ему педантичным грамматистом, который после смерти, преодолев все препоны загробной бюрократии, начинает разговаривать со знаменитыми поэтами, философами и еретиками прошлого и даже с самим дьяволом[449].

Различая «вторую кончину» и первую, исламские авторы трактовали смерть как позитивное событие, венчающее жизнь праведника. В собрании текстов X века, написанных безвестными членами тайного братства, действовавшего в Басре и Багдаде под названием «Ихван ас-Сафа», или «Братья чистоты и друзья верности», есть сочинение под названием «Отчего мы умираем», описывающее наступление смерти через ряд развернутых метафор. Тело – корабль, мир – море, смерть – берег, к которому мы направляемся; мир – скаковой круг, тело – благородный конь, смерть – финишная черта, у которой Бог есть царь, раздающий награды; мир – поле для посевов, жизнь – череда времен года, потустороннее – гумно, где зерна отделяются от плевел. «Потому, – гласит этот текст, – смерть есть мудрость, милость, благо, ибо предстать перед Всевышним можем мы, только расставшись с плотской своей оболочкой и отделившись от тела»[450].

Несомненно, представление о дне Воскресения в исламе отчасти совпадает с христиански видением. Как сообщает святой Ириней, один из отцов христианской Церкви, живший во II веке, святому Иоанну Патмосскому откровение явилось в последний год царствования Домициана – 95-й или 96-й от Рождества Христова. Иоанна Патмосского принято отождествлять (причем ошибочно) с Иоанном Богословом, возлюбленным учеником Христа, который в старческие годы предположительно удалился на пустынный каменистый Патмос, чтобы облечь свое видéние в слова[451].