Практически все пытались отговорить ее от мыслей о литературном поприще. Отец, пожилой маркиз, хоть и не признавший ее своей дочерью, старался разубедить ее в желании заниматься драматургией. В письме, адресованном ей незадолго до смерти, Помпиньян высказался так: «Если в своих сочинениях вы покажете, что существа вашего пола рациональны и мудры, то каковы будем мы, мужчины, и без того нынче недалекие и несостоятельные? Прощай, превосходство, коим мы так гордились! Теперь нами будут повелевать женщины. <…> Женщине, может, и позволено сочинять, но, во имя благополучия в этом мире, им запрещено, берясь за это занятие, на что-либо претендовать». Вопреки всему она настояла на своем и написала около тридцати пьес, многие из которых оказались утеряны, но некоторые исполнялись на сцене Комеди Франсэз. Она настолько не сомневалась в собственном драматургическом даре, что, похвалившись, будто за пять дней сумеет написать полноценную пьесу, бросила вызов наиболее преуспевающему драматургу того времени – Карону де Бомарше, автору «Женитьбы Фигаро», и предложила ему устроить литературную дуэль, поскольку он как-то заявил, что Комеди Франсэз не следует исполнять пьесы, сочиненные женщинами. В случае победы де Гуж обещала передать выигрыш в качестве приданого шести молодым особам, чтобы они могли выйти замуж. Бомарше не потрудился ответить[329]
.В своих пьесах и в политических трактатах Олимпия де Гуж боролась за то самое эфемерное всеобщее равенство, превозносившееся деятелями Революции. Она защищала права как женщин, так и мужчин, выступала против рабства, доказывая, что за предрассудком, допускающим покупку и продажу людей с черной кожей, нет ничего, кроме жадности и корысти. Рабство в конце концов было отменено декретом революционного Конвента 4 февраля 1794 года; почти пятнадцать лет спустя был составлен почетный список «отважных людей, выступавших с обоснованиями или трудившихся ради отмены работорговли». Олимпия де Гуж – единственная женщина, которая в нем упомянута[330]
.В отличие от других участниц Революции – таких как знаменитая мадам Ролан, – де Гуж стояла на том, что женщины должны иметь право голоса в политике и получить место в Национальном собрании. Когда мадам Ролан кротко объявила: «Нам не нужно иной империи, кроме той, которой правят наши сердца, и иного престола, кроме престола в нашей душе», де Гуж решила поспорить: «Женщинам дано право взойти на эшафот; у них должно быть право взойти на трибуну». Историк XIX века Жюль Мишле, приводя эти слова, в то же время не принимает де Гуж всерьез и считает «истеричной» особой, менявшей свои политические взгляды по настроению: «Она была революционеркой в июле 1789-го, а 6 октября, увидев, что король сделался узником в Париже, стала роялисткой. В июне 1791-го она перешла на сторону республиканцев, впечатленная попыткой бегства Людовика XVI, в результате обвиненного в измене, и вновь начала ему сочувствовать, когда он предстал перед судом»[331]
.Идеи «Декларации прав женщины и гражданки» противопоставлены «мизогинистским» суждениям Мишле. Этот документ не только совершенствует и дополняет «мужскую» версию, но также добавляет к списку гражданских свобод, перечисленных в «Декларации прав человека»[332]
, всеобщие права, предлагая, помимо прочих положений, признание внебрачных детей, оказание правовой помощи матерям, не состоящим в браке, право требовать от биологического отца признания ребенка, выплату алиментов в случае развода и замену брачных обетов «общественным договором», который подтверждал бы законный статус пар, как вступивших, так и не вступивших в брак, – все это предвосхищает современные формы договоров о гражданском союзе. Предложение де Гуж о том, чтобы все дети, законные они или нет, наделялись правом наследования, обрело юридическую силу во Франции только в 1975 году. Де Гуж посвятила свою «Декларацию прав женщины и гражданки» королеве Марии-Антуанетте – видимо, по дипломатическим соображениям. Решение оказалось немудрым.Олимпия де Гуж не стала ни блестящим драматургом, ни серьезным политическим теоретиком; это была женщина, которую заботил принцип социального равенства, провозглашенный, но наглядно опровергаемый фактами. Правила и нормы, придуманные законодателями Революции, де Гуж, как сознательная, восприимчивая личность, дополнила своей эмоциональной критикой, указывая на их недостатки и оспаривая их не с юридической, а с политической точки зрения.