Да – тогда и сейчас

Как-то вечером, задолго до того, как все случилось, где-то за год, Кейт после ужина отправила детей в гостиную смотреть телевизор и сказала мужу, что ей не нравится, когда он прячется в подвале и пьет там в одиночку. За мгновение до того, как она открыла рот, Питер подумал, что жена отослала детей, потому что хочет его поцеловать, и сердце подпрыгнуло от предвкушения. Раньше Кейт прижималась к нему во сне и подглядывала из коридора, как он чистит зубы. Под ее взглядом он невольно распрямлялся, чтобы казаться выше. Наверное, она целый день мечтала остаться с ним наедине – от этой мысли у Питера закружилась голова. Как-то раз, когда на входе в игровую зону еще стояла детская калитка, Кейт отложила тарелку, которую вытирала, достала его руки из мыльной воды и положила себе на бедра. Ее ключицы выступали под блузкой, Питер провел по ним кончиком пальца и увидел, как ее кожа покрылась мурашками. «Пошли», – выдохнула она уже не игриво, а серьезно, строго. Бросив посуду, они спустились в подвал – всего на пару ступенек – и захлопнули за собой дверь. Когда Кейт вскрикнула, Питер уловил что-то странное в ее голосе и хотел остановиться, но она велела продолжать. Только потом, когда они вернулись в кухню, – дети так и сидели в трансе перед экраном, – Кейт приподняла рубашку и попросила посмотреть, не рассадила ли она себе спину о деревянную лестницу.

Теперь, осознав свою ошибку, Питер почувствовал себя последним болваном.

– Ради бога, Кейт! Я туда спускаюсь, просто чтобы спокойно посмотреть телевизор.

В каком-то смысле это было правдой. Если телевизор в гостиной и включали, то лишь на детские передачи. Когда Питер пытался переключить на CNN или ESPN, малыши устраивали форменную истерику, требуя вернуть их канал.

– В том-то и беда, – всегда говорила на это Кейт. – Между прочим, ты их отец. Попробовала бы я заставить своего отца переключить канал.

Вот только зачем все эти сложности, если можно пойти туда, где никто не будет залезать тебе на голову, никто не будет прыгать по дивану, где никто не станет приставать с вопросами, заплатил ли ты за газ, как обещал. Иногда, едва заглушив двигатель на подъездной дорожке, Питер начинал ощущать себя в осаде. Иногда, услышав за дверью детские крики, он застывал на крыльце. Кусты пора подстричь. Фрэнки нужны очки. Покроет ли их страховка? Откуда в отчете по кредитке все эти траты? На лужайке вылезли сорняки. Выросли налоги. Стоит ли надеяться, что он наконец займется желобом на крыше или быстрее будет вызвать мастера?

– Тебя не бесит, что наша жизнь свелась вот к этому? – спросил он несколько лет назад.

Кейт пыталась укачать Молли.

– Что? – переспросила она, пытаясь перекричать оглушительный детский рев. – Повтори, пожалуйста.

Питер понял, что лучше не повторять. Всякий раз, когда их няня по какой-то причине отказывалась прийти, Кейт приходилось брать дочку в лабораторию.

Но сейчас все было по-другому. Кейт говорила холодно, отстраненно, словно прокурор. Она наверняка репетировала этот разговор с самого утра.

– Если тебе так хочется выпить, почему бы не сделать это наверху, за столом? Вместе со мной? Я бы не отказалась от бокала вина. Зачем прятаться? Ты сидишь в своем подвале ночи напролет. Почему?

Питер не знал, что сказать. На самом деле он и сам не понимал почему, но Кейт такой ответ не устроит. Она продолжит давить на него, как будто у всего на свете есть логическое объяснение. Весь вечер было видно, что у Кейт что-то на уме, – и когда дело кончилось вот этим, Питеру невыносимо захотелось надеть куртку и на несколько часов уйти из дома. А увидев его недовольство, Кейт, никогда не умевшая остановиться, пустила в ход тяжелую артиллерию:

– Кстати, куда делись два ящика из винного клуба, которые прислали в прошлом месяце? Бонус за месяц. Я даже не успела их открыть.

– Если знаешь ответ, зачем спрашиваешь?

– Я хочу, чтобы ты признался, что выпил два ящика вина за две недели. Я хочу, чтобы ты сказал это вслух, – выпалила она и добавила: – Не считая всего остального.

– А пошла ты в жопу, – сказал он вместо признания.

Кейт побледнела, словно он дал ей пощечину, опустилась на стул и уставилась в стену невидящим взглядом. Из гостиной доносились голоса черепашек ниндзя. Никогда, никогда раньше он так с ней не разговаривал. Он уже раскаивался. Как только язык повернулся такое сказать. Женщине. Своей жене. Самому родному человеку.

И, как всегда после ссоры, в голове закрутилось: он ведь сам по себе с четырнадцати лет, в колледже выучился, в полицейской академии выучился, по службе поднимается. Все правильно делает. Отчеты сдает вовремя. Деньги в дом приносит. Сверхурочные берет при любой возможности. А когда Кейт в последний раз их брала? Что-то он не мог припомнить. Ах да, у нее же дети. Ей надо домой к детям, надо возить их на соревнования, и на дни рождения, и к врачу, а еще ей надо учиться дальше и писать диссертацию, чтобы получить два процента прибавки к зарплате – которые уже ушли на няню, которая нужна, чтобы она могла учиться.