Да – тогда и сейчас

В пятницу заезжали остальные первокурсники. Питер оставил будущему соседу записку о том, что уже выбрал кровать и шкаф, но, если нужно, не против поменяться. Записка вышла чересчур официальной, и он решил ее переделать. Второй вариант получился грубоватым. Тогда Питер добавил несколько восклицательных знаков и уже в коридоре засомневался, не выглядят ли эти восклицательные знаки дебильно. Целую неделю он смотрел на пустующую кровать совсем рядом со своей и думал, что никогда – даже в квартире у Джорджа – не жил в такой близости от другого человека. Питер не знал, хороший ли из него сосед. Может, он слишком аккуратный? Или, наоборот, неряха? Он человек тихий или шумный? И как надо себя вести – делать вид, что не замечаешь другого парня, чтобы у того была хотя бы иллюзия личного пространства, или стараться все время поддерживать вежливую беседу? И вообще, как можно учиться, спать и заниматься своими делами в комнате размером десять на двенадцать футов? Они же опостылеют друг другу еще до Хеллоуина. Питер давно заметил, что щепетильность мешает ему сходиться с людьми. Ребята из команды вместе принимали душ после тренировки, ходили по раздевалке полуголые, ржали над причиндалами друг дружки, а потом шли вместе обедать или играть в приставку.

Тем вечером, вскоре после того, как последние родители поцеловали на прощание свою деточку – Питер вдоволь насмотрелся на этот ритуал, – разразилась буря, повалившая столбы и порвавшая провода. В общежитии вырубилось электричество, и сосед Питера, здоровяк из Коннектикута по имени Эндрю, начавший знакомство с «Чего слушаешь? Хип-хоп? Металл? Только не говори, что кантри!», принялся копаться в чемодане, бормоча, что мать должна была положить свечи, или фонарик карманный должна была положить, так какого черта не положила? Питер сказал: «Пойдем развеемся!» – и они спустились в вестибюль, полный растерянных первокурсников. Питер предложил поиграть в темноте в «поиск сокровищ» и тут же подумал о Кейт: она пришла бы в восторг от этой идеи. Где она теперь? Питер попытался представить, что он сделает или скажет, если придет на лекцию и увидит ее с тетрадкой в первом ряду. Узнает ли он ее? Обрадуется ли она ему или обвинит в том, что случилось, в том, что так надолго пропал?

На распределении Питер вместе с остальными первокурсниками, скрипя зубами, участвовал в дурацких командных играх: предполагалось, что принужденное веселье сплотит коллектив. Питера и еще трех новоиспеченных студентов попросили выполнить упражнение на доверие. Не успел инструктор объяснить правила, как блондинистая девочка буквально упала в объятия Питера.

– Ты меня чуть не уронил, – возмутилась она.

– Я не ожидал, – попытался оправдаться Питер.

– Чувак, да она к тебе клеится, – заметил потом один из парней.

После распределения все пошли покупать учебники и записываться на курсы. Питер отправился в книжный магазин и остановился на перекрестке, чтобы пропустить автобус с табличкой «Сорок первая улица» над лобовым стеклом. Он долго в недоумении рассматривал эту надпись, пока не догадался, что автобус пропускает его.

На следующий день автобус был на том же месте. Водитель подъехал к магазину ровно в девять. При виде его возникшая в голове у Питера смутная идея стала превращаться в полноценный план. Накануне первого учебного дня, когда заполонившие кампус старшекурсники оккупировали все лужайки и столы для пикников, он подошел к автобусу и спросил у водителя, точно ли он едет до Манхэттена. Водитель сказал, что это экспресс. Останавливается у еще одного колледжа в Нью-Джерси, потом выезжает на шоссе и идет без остановок до Портового управления. Питер похлопал себя по заднему карману джинсов, убедился, что бумажник на месте, и прошел в салон. У него не было с собой ни книги, ни журнала. Он никого не предупредил – ни соседа по комнате, ни тренера, ни куратора. И сам старался не думать, что делает.

Сентябрьским вторником тысяча девятьсот девяносто пятого года, сразу же после Дня труда, на дорогах было свободно. Выйдя из автобуса у порта, Питер спустился в метро, доехал до Пенн-Стейшн и отыскал железнодорожную кассу. Ближайший поезд отправлялся через четырнадцать минут.

Питер добрался до Олбани вскоре после полудня. На станции он взял такси, но, доехав до больницы, понял, что слишком нервничает. Чтобы успокоиться, пришлось обойти вокруг корпуса и немного посидеть на скамейке. Весь день, всю неделю, все лето Питер чувствовал себя флюгером, что бешено вращается на ветру. Но теперь пришло время расставить все по местам; преодолеть холод, который четыре года назад сковал его сердце, сказать матери, что он любит ее, несмотря ни на что, и спросить, любит ли она его. Собравшись с духом, Питер подошел к администратору, назвал себя и сказал, к кому пришел. В автомате на станции он купил банку колы и сжимал ее в руке всю дорогу до больницы. Открывать ее сейчас Питер посчитал рискованным – банка могла рвануть. Он поставил газировку на узкий бортик у окошка регистратуры и стал ждать; администратор прищурясь вглядывался в экран компьютера.