Да здравствуют медведи!

— Отчего не слышно встречного марша?

— Будет сделано! — в тон ему рявкнул вахтенный матрос. — Сей секунд подымем адмиральский флаг!

Гость удивленно поднял брови и смерил его уничтожающим взглядом. Он принимал шутки в свой адрес только от вышестоящих или хотя бы равных с ним по рангу. А тут какой-то матрос… Он повернулся и быстро взбежал по трапу в капитанскую каюту.

Потом он приезжал к нам не раз. На своем пароходе ему было скучно — не с кем поговорить, пошутить, выпить, закусить. Ровня ему была только на других судах, — капитан, как известно, на пароходе один. Его принимали — кто из скуки, кто из вежливости. Но к нам он наведывался чаще всего. Еще бы — наш капитан Иван Степанович был прославленным героем Атлантики, недавно награжден орденом Ленина за рекордные уловы.

Сам же он ловил средне, считал — не везет. У себя разговаривал с командой только приказами и криком. Всех прочих полагал лишь инструментами своей воли. Любил быть на виду у начальства, произносить речи. Готов был взять любые обязательства, не считаясь с тем, что судно пойдет в износ, — дадут, дескать, новое. А о людях и говорить нечего. Если обязательства выполнялись, то благодаря ему. Если проваливался, то по вине команды, — разболтались, мол, лентяи. Словом, как тот капитан из рыбацкого анекдота, что докладывал на совещании: «Я выбрал квадрат. Я вышел на рыбу. Я поставил трал… Мы потеряли снасть». Только похитрее.

Люди у него всегда были издерганы и озлоблены до предела. Матросы старались всеми правдами и неправдами сбежать на другое судно, ибо иначе, как непрерывной ожесточенной войной, отношения команды с капитаном назвать было трудно.

Работать под его началом мне, слава богу, не пришлось. Но у нас было два матроса, перешедших с его парохода. Идеальные, можно сказать, ребята, — безотказные в работе, скромные, дисциплинированные, толковые. И оба красавцы, что один, что другой. Наш капитан на них нарадоваться не мог — вот повезло, каких ребят отхватил! Но по приходе домой выяснилось, что за свой труд на прежнем траулере они заработали отрицательные характеристики. И не только они, вся команда, за исключением двух человек.

Что до этих матросов, то они вспоминали о своем житье-бытье на прежнем судне неохотно, — чего, мол, о дурном поминать, еще подумают, жалуешься. И только раз Эдика при виде своего бывшего капитана прорвало:

— Скотина, он ведь нас за людей не считает!

Могут возразить, что такие капитаны для нас нетипичны. Верно, если понимать под типичностью массовидность. Но, как пережиток минувших времен, этот стиль весьма характерен. Он — как аппендикс, маленький, но опасный атавизм. И чем скорей его прочистят или удалят, тем лучше, — наш усач ведь по-прежнему ходит в капитанах и в чести…

Мне лично на капитанов везло. И Георгий Федорович Ильин на «Грибоедове» и Евгений Наумович Ретьман на поисковом траулере «Образцово», на котором я уходил с Кубы, были капитанами складывающегося в последние годы, совершенно нового стиля. Я не нашел для них про себя другого названия, как «капитаны-лирики».

Погодите усмехаться, многоопытный читатель, — не вы первый! Береговые начальники, признавая их деловые качества, тоже порой говорят о таких капитанах со странной улыбкой, чудаками считают, что ли. Слишком уж они чувствительны к личным отношениям в команде, не желают что-либо скрывать от нее и обещать больше, чем могут дать.

К тому же они всегда имеют собственное мнение и не стесняются его высказывать. Не потому ли Ильин до сих пор не имеет «своего» парохода, а ходит подменным капитаном, вместо заболевших или ушедших в отпуск коллег, а Ретьман долгонько не получал задания на самостоятельный поиск?

Характеры у них не похожие. И то, что я назвал про себя «лирикой», проявляется по-разному. Но капитанов этого стиля роднит одно решающее качество — они всегда желают знать, что там, за тем вон мысом, за следующим морем, что будет с командой, с каждым матросом потом, после этого рейса. Техника и арифметика рыбацкого труда неотделимы для них от его человеческого содержания, средства — от цели. И они твердо убеждены, что воспитывать можно одной лишь правдой.

В обычной обстановке может даже показаться, что судно будет работать и без них, — они так умеют поставить дело, что им больше приходится советовать, чем командовать.

Когда на «Грибоедове» один за другим выходили из строя то главный двигатель, то гирокомпас, то отопительная система, — вот тут, казалось бы, капитану покомандовать, покричать и поволноваться. Но Ильин и тогда предпочел выслушивать, предлагать и проверять, а не гонять и приказывать. Каждый в команде сумел вложить в дело все, что имел за душой. И со всеми бедами справились до прихода на промысел, а команда уверовала в свою силу.

Лишь раз за весь рейс повысил голос Евгений Наумович Ретьман.