Далече от брегов Невы

«Этот безумец, который, вероятно, и сам погибнет и вовлечёт в свою гибель много жертв, — писал царь об Ипсиланти министру Голицыну, — у них нет ни пушек, ни средств, и вполне правдоподобно, что их раздавят. Нет сомнения, что толчок этому повстанческому движению был дан тем же центральным управляющим парижским комитетом… Ипсиланти в письме ко мне открыто заявляет, что он принадлежит к тайному обществу, основанному с целью освобождения и возрождения Греции. Но все тайные общества в конечном счёте приводят к парижскому центральному комитету».

Хитрый, лицемерный, Александр верил, или притворялся, что верит, будто всеми революциями в Европе заправляет какой-то мифический парижский комитет.

Не желая ссориться с Австрией и Англией, а также и по ряду других соображений, Александр побоялся поддержать греков и приказал Каподистрии сообщить им об этом.

И тут же, как ни странно, вдруг вспомнил о Пушкине. Из Лайбаха в Кишинёв полетел запрос. Каподистрия запрашивал Инзова. «Несколько времени тому назад, — писал он Ивану Никитичу, — отправлен был к вашему превосходительству молодой Пушкин. Не имея никаких известий о его службе и поведении, желательно, особливо в нынешних обстоятельствах, узнать искреннее суждение ваше, милостивый государь мой, о сём юноше. Повинуется ли он теперь внушению от природы доброго сердца, или порывам необузданного воображения».

Инзов не замедлил ответить Каподистрии. «Секретное. Апреля 28-го дня 1821. Кишинёв. Милостивый государь, граф Иван Антонович! На почтеннейший отзыв вашего сиятельства от 26-го апреля я приемлю честь уведомить вас, милостивый государь, что присланный ко мне из С.-Петербурга коллежский секретарь Пушкин, живя в одном со мной доме, ведёт себя хорошо, и при настоящих смутных обстоятельствах не оказывает никакого участия в сих делах».

Почему Каподистрии, а следовательно царю, в столь тревожных обстоятельствах пришёл на ум Пушкин?

В Петербурге и Москве ходили упорные слухи, что Пушкин бежал к восставшим грекам и сражается под их знаменами. Собиратели слухов — полицейские агенты (они имелись повсюду) — донесли об этом по начальству. Так дошло и до царя. Надо сказать, что эти слухи имели под собой основания.

Возвратившись из Каменки, Пушкин писал Дельвигу: «Недавно приехал в Кишинёв и скоро оставляю благословенную Бессарабию — есть страны благословеннее». «Пиши ко мне, — просил он брата, — покаместь я ещё в Кишинёве». «Не скоро увижу я вас, — предупреждал он Гнедича, — здешние обстоятельства пахнут долгою, долгою разлукой».

Полицейские агенты умели читать между строк.

«Я твёрдо уверен, что Греция восторжествует»

В Кишинёве с волнением ожидали дальнейших событий. Весть о том, что царь отказал восставшим в помощи, вызвала у греков и людей, им сочувствующих, опасения и тревогу. Пушкин верил, хотел верить в победу этерии. «Вечер провёл у H. G. — прелестная гречанка, — записал он в дневнике. — Говорили об А. Ипсиланти; между пятью греками я один говорил как грек: все отчаивались в успехе предприятия этерии. Я твёрдо уверен, что Греция восторжествует».

Кроме отказа царя были и другие причины для опасений. Одна из самых важных — разногласия Ипсиланти и Тудора Владимиреску.

Тудор Владимиреску, бывший валашский (румынский) солдат, воевавший с турками в рядах русской армии, получивший за храбрость чин поручика и Владимирский крест, ещё в начале февраля 1821 года, до Ипсиланти поднял народное восстание в придунайских княжествах и уже захватил всю Малую Валахию. «…Пандуры[6] и арнауты[7] отовсюду бежали к смелому Владимиреско и в несколько дней он уже начальствовал 7000 войска», — писал Пушкин Давыдову. И добавлял: «Ипсиланти идёт на соединение с Владимиреско».

Ипсиланти и Владимиреску встретились в Бухаресте и на первых порах действовали вместе. Но намерения Владимиреску испугали Ипсиланти. В своих прокламациях вождь крестьян писал, что призывает народ к борьбе против «кровопийцев-начальников» и «тиранов-бояр».

Кровопийцами-начальниками в Молдавии и Валахии были ставленники турок греки-фанариоты. Фанариотами называли их потому, что они жили в Фанаре — предместье Константинополя.

Вместо того, чтобы попытаться договориться с Владимиреску, Ипсиланти велел схватить его, обвинил в измене и приказал без суда казнить — зарубить саблями.