Далече от брегов Невы

Война! подъяты наконец,
Шумят знамёна бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей;
Стремленье бурных ополчений,
Тревоги стана, звук мечей,
И в роковом огне сражений
Паденье ратных и вождей!
Предметы гордых песнопений
Разбудят мой уснувший гений!
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
И смерти грозной ожиданье…
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?..

Пушкин назвал это стихотворение «Мечта воина», а его друзья в своих письмах — «Ожидание войны».

Но страх царя, что война с Турцией разрушит столь дорогой его сердцу Священный Союз европейских монархов, созданный для борьбы с революциями, поссорит его с Австрией, да ещё и с Англией, был столь силён, что Александр вызвал Каподистрию в Царское Село и сказал ему, ссылаясь на всё тот же мифический парижский комитет:

— Если мы ответим туркам войной, парижский главный комитет восторжествует и ни одно правительство не останется на ногах. Я не намерен давать простор врагам порядка. Во что бы то ни стало надо найти средство устранить войну с Турцией.

Греки продолжали сражаться в одиночку. Пушкин с надеждой и болью следил за их борьбой.

Гречанка верная! не плачь — он пал героем,
     Свинец врага в его вонзился грудь.
Не плачь — не ты ль ему сама пред первым боем
     Назначила кровавый чести путь?
Тогда, тяжёлую предчувствуя разлуку,
Супруг тебе простёр торжественную руку,
Младенца своего в слезах благословил,
Но знамя чёрное свободой восшумело,
Как Аристогитон[10]

он миртом меч обвил,Он в сечу ринулся — и падши совершил
     Великое, святое дело.

«Кишинёвский воевода»

Незадолго до отъезда Пушкина в Каменку Иван Никитич Инзов предложил ему переселиться из заезжего дома купца Наумова к себе, в большой двухэтажный наместнический дом на окраине Кишинёва.

Сам Инзов жил во втором этаже, предоставив первый своим подчинённым. В первом этаже получил две небольшие комнаты с окнами, забранными решёткой и выходящими в сад, Пушкин. Так он оказался под одной кровлею со своим снисходительным начальником, человеком необычной судьбы и высоких душевных качеств.

Происхождение Инзова было окутано тайной. Младенцем привезли его из столицы в Пензенскую губернию, в имение князей Трубецких, просили воспитать, объяснив, что сей младенец не простого звания, а побочный сын благородного лица. Мальчика нарекли Иваном, отчество дали как и у хозяина — Никитич. Фамилию придумали со значением — Инзов. Зовут, мол, иначе — Иной зов.

Воспитатель и наставник Инзова — князь Николай Никитич Трубецкой, просвещённый вельможа, масон, друг известного журналиста и «типографщика» Новикова — прививал своему питомцу любовь к наукам, мягкость нрава, человеколюбие. В чём и преуспел.

Не имеющему ни состояния, ни сильных покровителей юноше пришлось самому пробивать себе дорогу. Окончив образование, семнадцати лет вступил он в армию. Послужной его список был длинен и выразителен. Сражался под знамёнами Суворова и Кутузова, брал турецкую крепость Измаил, участвовал в беспримерном переходе русских войск через Альпы, отличился в 1812 году. Имел кроме русских орденов высший французский — Почётного легиона — за гуманное отношение к пленным французам.

Инзов был добр и скромен. Храбр неброской истинной храбростью, которая не терпит ни аффектации, ни выставления себя напоказ, ни жажды лавров и восхвалений. На вопрос своего биографа, что он делал при Аустерлице, отвечал: «Помню, что я старался делать моё дело, был безотлучно при Михаиле Илларионовиче[11] и заботился о том, чтобы его внимание не развлекалось мелочными делами по внутреннему управлению армией».