Далече от брегов Невы

Ещё со времени первой поездки по Бессарабии Пушкину хотелось побывать в Бендерах и Каушанах. Во-первых — отыскать могилу гетмана Мазепы, во вторых — остатки столицы буджакских ханов.

В Бендерах у полицмейстера ждал предупреждённый Искра. Вместе с ним отправились к Варнице. Чтобы лучше восстановить картину прошлого, Липранди вёз исторические сочинения с планом шведского лагеря и изображением во весь рост Карла XII.

Рассказ Искры о костюме короля полностью подтверждался старинным рисунком. Искра говорил, что видел Карла не раз, сперва даже принял его за слугу, потому что король, выходя из своего домика, сам покупал припасы, каждое яйцо взвешивал на руке и смотрел на свет. На удивление точно описал старый украинец и расположение шведского лагеря — всё соответствовало плану.

Но на расспросы Пушкина о могиле Мазепы ничего не смог сказать. Мазепа… Мазепа… Про такого не слыхал и могилы не знает. О старинных церквах в округе сказал, что их спалили татары.

Старинную церковь Пушкин увидел в Каушанах. Её построили в XV веке молдавские мастера.

Что же касается до остатков столицы буджакских ханов, Пушкин их не обнаружил. В Каушанах не осталось ничего татарского.

Ещё по дороге из Одессы в Бендеры Пушкин и Липранди остановились в Тирасполе.

В том самом Тирасполе, где томился в крепости Владимир Федосеевич Раевский, где был штаб Сабанеева и служил младший брат Липранди — Павел Петрович.

Выполняя поручение, данное ему Воронцовым, Липранди-старший отправился домой к Сабанееву.

Звал он с собой Пушкина, но тот отказался. И всё же пришлось идти. Сабанеев настаивал, прислал ординарца.

По словам Ивана Липранди, Пушкин очень понравился жене Сабанеева — Пульхерии Яковлевне.

Историю женитьбы Сабанеева Пушкин слышал ещё в Кишинёве. В ней как нельзя лучше обнаружился нрав генерала.

Пульхерия Яковлевна приглянулась Сабанееву, уже будучи женою лекаря Шиповского и имея с ним детей. Но подобное обстоятельство не смутило генерала. Он услал Шиповского в дальний гарнизон, а жену его с детьми поселил в своём доме. И женился на Пульхерии Яковлевне при живом муже, хоть и знал, что сотворил преступление против законов церковных и светских. Он был «сильный начальник» и считал, что ему всё дозволено.

По пути из Бендер в Одессу Пушкин вновь остановился в Тирасполе. Он прилёг отдохнуть в квартире Павла Липранди, а когда проснулся, то услышал от хозяина удивительную весть. Мол, генерал Сабанеев, зная о близком знакомстве Пушкина с майором Раевским, разрешает им свидание.

Пушкин был ошеломлён. Повидаться с Раевским, подбодрить его, поговорить по душам… Боже мой, какая радость!

Радость тут же погасла. Её сменило подозрение. С какой бы это стати главный враг Раевского, всеми способами старавшийся его утопить, вдруг так расчувствовался, что разрешил с ним свидание. И кому? Ему, ссыльному Пушкину.

Что-то здесь нечисто. За этим что-то кроется. Не иначе — подвох. Хитрая ловушка.

Хоть соблазн был велик, Пушкин отказался. Решительно. Холодно. Он спешит. У него нет времени. И уехал в Одессу.

А в бумагах Сабанеева осталось лежать донесение его агентов: «Пушкин ругает публично даже в кофейных домах не только военное начальство, но даже и правительство».

Сабанеев переоценил доверчивость Пушкина.

«Если бы не отсутствие кой-кого»

Живя в Одессе, Пушкин старался узнать не только сам город, но и его обитателей.

«Искатель новых впечатлений», он легко знакомился, привлекая к себе умом, живостью, доброжелательностью и простотой обращения.

Люди ему были нужны и по свойствам его характера и по неуёмному любопытству писателя. Негоцианты и другие одесские жители, чиновники местные и приехавшие служить у Воронцова, русская и польская знать, офицеры, моряки…

И среди всех прочих — Морали. Он же — мавр Али.

Выходец из Туниса, мавр Али, человек совсем не старый, в недавнем прошлом шкипер купеческого судна, успел нажить состояние и жил в Одессе с приятностью. С ним охотно встречалась одесская молодёжь. Пушкин в шутку называл его «корсаром», то есть морским разбойником. Морали ему нравился. В обществе мавра он чувствовал себя лицеистом, мальчишкой, мог с весёлым хохотом вскочить к нему на колени и начать щекотать — Али боялся щекотки. По словам Липранди, Али полюбил Пушкина. Пушкин платил ему тем же. Говорил: «У меня лежит к нему душа. Кто знает, может быть мой дед с его предком были близкой роднёй».