Прошла минута или час? Мир исчез, все мысли словно испарились, остались только сладкие губы, которые он не мог перестать целовать, и нежное тело, обнимать ее становилось для него и мукой, и потребностью.
Однако, поцелуи не перешли во что-то большее, их прервали, причем, весьма бесцеремонно. Дверь вдруг резко открылась, и пожилая медсестра вошла в палату, толкая перед собой стойку с капельницей.
— Эй, голубки, тут больница, а не отель! Здесь положено лечиться, а не целоваться.
Диана, вспыхнувшая от смущения до корней волос, мигом спорхнула с колен Шерлока и чинно присела на краешек кровати. Детектив, смерив медсестру высокомерным взглядом, вытащил свой телефон и занялся им, пока несносная грымза не уберется из палаты. Он не был особенно смущен, скорее сердит, что их прервали, но и ругал себя, что снова потерял контроль, а вместе с ним и разум. Диане действительно не стоит сейчас делать ничего слишком… хм, волнующего.
— Ложитесь-ка спокойно в кровать, мисс, иначе, мне придется просить молодого человека удалиться. Вам назначена еще одна капельница.
Диана послушно легла. Она вовсе не хотела, чтобы Шерлока заставили уйти.
Сестра умело ввела иглу в вену Дианы, и ворчливо обратилась к Шерлоку:
— А вы, молодой человек, не продолжайте в том же духе, пожалуйста. Больной положен покой и запрещено волноваться.
Вскоре она вышла, многозначительно не закрыв за собой дверь, намекая, что их поведение должно быть примерным.
Шерлок тут же убрал телефон и вновь озабоченно и виновато уставился на Диану. Девушка смущенно улыбнулась ему. Губы детектива всегда довольно яркие для мужчины, после жарких поцелуев так мило алеют и соблазнительно припухли. У нее сбилось дыхание, так захотелось их снова целовать. Противная медсестра с мерзкой капельницей, от которой она сейчас опять заснет!
— Чуть не забыл, — Шерлок вынул из кармана небольшой, аккуратно упакованный в полиэтиленовый пакет и положил на тумбочку у кровати, — миссис Хадсон прислала вам несколько булочек.
— О, спасибо большое! Как кстати! Передайте ей, пожалуйста, мою огромную благодарность! Тут меня посадили на какую-то жуткую диету, ничего не могу есть из того, что здесь дают. Я зверски голодная, — Диана улыбнулась, искренне тронутая добротой старушки.
А Шерлок немного подвис, наслаждаясь ее улыбкой. Какая же Диана красивая, когда улыбается!
— А как чувствует себя доктор Уотсон? Ему лучше? — Диана заговорила вновь, чтобы заполнить паузу, смущенная и возбужденная его страстным взглядом.
— Джон в порядке, — оживился Шерлок, радуясь возможности немного отвлечься от сжигающего желания — после всех их поцелуев сидеть в этих узких брюках стало чертовски неудобно. Но и встать он не решался из боязни, что Диана заметит красноречивое свидетельство его возбуждения. Жаль, что пальто пришлось сдать в гардероб. — К ночи ему стало лучше. Он приезжал сюда, говорил с вашим врачом.
Диана неловко поерзала на койке при воспоминании о сегодняшней ночи, о том, как она очнулась и не поняла, где находится, а потом ее без конца тошнило и больничная палата с капельницами и медсестрами кружилась перед глазами. Ужасный опыт. Мысль о том, что доктор Уотсон, отнюдь не симпатизирующий ей, возможно, смотрел ее медицинскую карту, слегка покоробила ее. Но она хорошо понимала, что не права: Уотсон в первую очередь врач. К тому же Шерлок безоглядно доверяет своему другу. Значит, ей тоже нужно учиться делать это. Кроме того, она уже поняла, что для братьев Холмс тайн и личных секретов других людей, включая их близких, не существует. Сами они полны тайн и загадок. Но остальные люди для них — открытая книга. Они вычисляют сокровенные, может быть, постыдные, секреты человека по одной его одежде и манере держаться. Так о чем ей вообще печалиться?
Лекарство делало свое дело, ее сознание начало уплывать. Она хихикнула, удивляясь самой себе — все время теряет разум. То от поцелуев Шерлока, то от лекарства.
— Я рада, что он поправился, — проговорила Диана, ее голос звучал несколько заторможено.
Шерлок, видя, что Диана начинает отключаться, понял, что ему лучше уйти и дать ей спокойно отдыхать. Он встал, аккуратно застегнув пиджак, чтобы скрыть возбуждение, и не утерпел: наклонился над девушкой, которая еще старалась держать глаза открытыми.
Прелестные серые глаза смотрели уже несколько расфокусировано, но, несомненно, влюбленно.
Как же он счастлив, что она тоже влюблена в него! Белокурые локоны рассыпались по подушке. Припухшие от его поцелуев губы... Существовала ли когда-нибудь на свете девушка прекрасней Дианы? Черт, еще немного и он станет поэтом, и будет, как Джон когда-то, писать дрянные стишки, посвященные глазам и волосам. Боже! Но он вынужден признать, что мысль о стихах, воспевающих красоту Дианы, не вызвала у него сейчас и десятой доли того отвращения, какое он испытал бы еще месяц назад, когда не знал ее.
Он нежно улыбнулся и проговорил: