Далеко ли до счастья

Про Анну враз забыли, отстали. Опомнившись, она рванула с бешеной силой Таську за рукав шикарного костюма и, пачкая кровью, поволокла девку прочь…

Варюшка

Пришла Варюшка из школы, послонялась по комнате пустой из угла в угол (всю мебель продали), послушала жалобы своего животика. Старалась про еду и не думать: ещё тошнее станет.

Шла война. Голодно жилось семилетней девочке в отчем доме. Мать ночью сторожила в экспедиции – на день уходила работать по людям: кому постирать, кому побелить. А приносила что уж Бог пошлёт: то хлеба кусок, то картошки чуток. Да ещё люди добрые отдавали очистки картофельные (их пекли на дверке печи). Тем и живы были.

Занялась Варюшка самодельной тряпочной куклой. Завернула её в лоскуток и уложила на пол, на старую фуфайку. «Нельзя голодную спать укладывать, – она тяжело, по-взрослому вздохнула. – Э-э… чем же покормить-то тебя?» – и приложила куколку, словно дитя, к груди. «Баю-баю-баюшки…», – тоненько затянул голосок. Реденькие волосики закрыли большие тёмные глаза, бледные реснички незаметно сомкнулись…

Проспала Варюшка часа два, осторожно положила «дочку» в угол, одёрнула примятое платьишко, латаное-перелатанное во многих местах. Тошнота не улеглась, но голова болеть перестала.

«Ой, как есть хочется… Куда бы пойти?» – тоскливо подумала девочка.

У подружки Нины она уже была вчера. Та брала её с собой в пекарню, где работала её мать. Тётя Галя одарила тогда каждую ломтем горячего душистого чёрного хлеба, налила подсолнечного масла в блюдце, и девчонки, макая хлеб и озираясь по сторонам, как голодные собачата, наелись до отвала.

От таких приятных воспоминаний дурманящий запах хлеба защекотал нос. Стыдно снова идти к Нине, но непослушные ноги сами понесли её туда.

Она немного потопталась у дверей подружки и, наконец, несмело постучалась. Поняв, что её не слышат, повторила ещё раз, но уже настойчивее. В окно выглянула Нина, мотнула одобрительно смешной мордашкой: оттопыренные уши и нос пуговкой.

В посёлке квартиры не запирались, и Варюшка, как затравленный зверёк, осторожно, на носочках, шмыгнула в сенцы, подкралась к полатям и посмотрела на мешок с сухарями, который притаился среди всякого барахла. К счастью, он оказался на прежнем месте.

Девочка прошла в избу и присела на краешек лавки возле русской печки. Мешок с сухарями не давал ей никакого покоя. Лихорадочно соображая, как бы добыть хоть один сухарик, она живо представляла себе, что он уже во рту у неё. Варюшка наконец, проглотив обильную слюну, решилась схитрить:

– Нин, а Нин, а давай в прятки играть, а?!

«Хозяйка» радостно захлопала в ладоши:

– Ура-а! Ура-а! Только, чур, – я первая считаю! «Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана: буду резать, буду бить, всё равно тебе голить!» Фу ты! Опять я голю. Раз-два-три-четыре-пять – я иду искать!

А Варюшка уже мышонком юркнула на полати, затаилась там в укромном местечке, проковыряла побольше дырочку, сделанную ещё в прошлый раз, дрожащей худенькой ручонкой вытянула сухарик, положила его на зубок и сладко зажмурилась…

Нина измаялась вся, обыскивая дом.

– Ва-а-ря!.. Ва-а-рь!.. Варька, я с тобой не играю, так нечестно! – загундосила она, собираясь вот-вот разреветься.

А та не могла оторваться от лакомства, и его, как нарочно, некуда было положить: длинное платье с чужого плеча – без карманов. Судорожно зажав сухую корочку в кулачок, нехотя вылезла и засобиралась:

– Нин, мне домой надо, а то мама заругается.

Подружка вроде ничего не приметила, только обиженно фыркнула, задрав и без того курносый нос:

– Ну и уходи, чёрт с тобой!

С лёгким сердцем Варюшка выскочила на улицу, свободно вздохнула, крадучись затолкала кусочек в рот и с огромным наслаждением обсосала его до последней крошки. Однако чувство голода не прошло, а аппетит разыгрался ещё больше.

Теперь самое время наведаться к Надьке Зубковой. Отец её был директором базы «Заготпушнины». Дом у них большой, купеческий, украшен резным деревом. В одной половине – пекарня, а в другой – Надька с родителями.

Вошла Варюшка бочком, переминаясь с ноги на ногу, бросила растерянный взгляд на ковры, что закрывали стены и пол: не натоптать бы! Постояла молчком. Не в первый раз она здесь, а оторопь берёт. Наконец выдавила из себя:

– Надь, давай поиграем.

– Давай! – радостно захлопала в ладоши подружка.

Девочка пригладила и без того прилизанные прямые чёрные волосы, туго заплетённые в косы. Она выглядела очень нарядной и чистенькой: с большими атласными бантами, в пышном ситцевом платье с весёленьким рисунком. И радость её была искренней.

Уговорились играть в «Дом». Разложили новенькую кукольную посудку, усадили настоящих «магазинских» кукол.

– Надо дочек покормить, – насмелилась Варюшка, – принеси им чего-нибудь поесть.

Надя дёрнула носом:

– Да ну, неохота. Мы ведь понарошку играем.

Не может придумать Варюшка, как бы ещё намекнуть подружке, что ей ужас как есть хочется. Всё-таки додумалась, проговорила жалобно:

– Наденька, я домой пойду: кушать уже пора.

– Ну и уходи! – рассердилась девочка.