Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

– Это не ваша машина.

– Неужели?

– В самом деле. Я видел документы в бардачке.

Она пожала плечами и сказала:

– Будь любезен, вылезай поживее.

– Я еду в Канны.

– Браво. Но все равно вылезай. Знаешь, что я сделаю, если ты не вылезешь сам?

– Отвезете меня в Канны.

Она не рассмеялась. Слегка ударила его по ногам, потому что он касался подошвами ветрового стекла, и он сел как следует. Она мгновение смотрела на него, потом сказала:

– Я не могу везти тебя в Канны.

– Я очень расстроюсь.

– Что тебе все-таки от меня надо?

– Увидеть, как эта чертова колымага зафурычит, черт побери!

Она кивнула, словно соглашаясь, и завела мотор. Но он знал, что на самом деле она ничуть не согласна. Он не удивился, когда она лихо развернулась на тротуаре и поехала в центр города. Сперва подумал, что с нее станется вот так, не произнеся ни слова, отвезти его в полицию, а потом решил, что нет, это не в ее духе.

Она свернула налево на какую-то улицу, остановилась, чтобы прочитать табличку с названием, вытянула шею, кстати, довольно изящную, а идущая навстречу машина вынуждена была остановиться. Водитель начал кричать через окно какую-то чушь. Она не ответила, Филипп тоже промолчал, и вскоре они остановились чуть поодаль возле неоновой вывески «Отель “Ренессанс”». У него явственно промелькнула в голове довольно простая, но весьма самоуверенная мысль, но он ее отогнал.

– Мне остаться в машине или пойти с вами?

– Можешь пойти или делай, что тебе угодно.

Он вышел, догнал ее на тротуаре. Он был выше ее на целую голову. По глупости он сказал ей, что если будет ему «тыкать», то и он будет обращаться к ней так же.

– Только посмей. Я перебужу весь Макон.

– Мы еще не в Маконе, а в Шалон-сюр-Соне.

– Вот именно! Меня и там будет слышно.

Она повернулась к нему лицом – совершенно безразличная, за словом в карман не полезет, делает вид, будто и не такое встречала, но при этом у него возникло почти физическое ощущение – абсолютная уверенность в том, что сегодня же ночью она окажется в его объятиях, что он увидит ее глаза без очков, а завтра они будут вместе загорать на солнышке. Она стояла перед закрытой стеклянной дверью. Должно быть, ей пришли в голову те же мысли, потому что неожиданно, не сводя с него взгляда, но изменившимся, словно усталым голосом она произнесла:

– Да какая разница, иди.

И потом зашла.

Дальше произошла сцена, смысл которой он не мог понять. Девушка обратилась к элегантному господину, восседавшему за стойкой администрации, а потом к подошедшей к ним его супруге. У нее был заказан номер по телефону. На фамилию Лонго. Она спросила, ночевала ли она у них в отеле прошлой ночью. Им обоим стало не по себе, они явно были сбиты с толку и в недоумении переглядывались.

– Но вообще-то, мадемуазель, вы сами должны это знать…

Правда, они ее не видели. Дежурил ночной портье, а сегодня, как всегда по субботам, он выходной. Девушка ответила:

– Правда? Как все просто.

– Так это не вы приезжали вчера вечером?

– Я как раз и хотела вас об этом спросить.

Филипп держался неподалеку и машинально крутил стоящую на стойке пепельницу – водил ею вокруг подставки с шариковой ручкой. Наверное, ее это раздражало, потому что, не повернув головы, она положила правую руку ему на плечо, но сделала это мягко, почти по-родственному. У нее были очень тонкие, длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями без лака. Машинистка, подумал Филипп. Она сказала, что если она действительно здесь ночевала, то должна быть какая-то запись, ее имя в книге регистрации клиентов.

– У нас есть карточка, мы уже подтвердили это по телефону жандарму. Но вы приехали очень поздно, поэтому на ней стоит сегодняшнее число.

Хозяйка, начиная нервничать, перебирала бумаги на полке за стойкой. Она положила перед девушкой маленькую белую карточку, та лишь взглянула на нее, даже не взяв в руки:

– Это не мой почерк.

Муж тут же вмешался:

– Разумеется, не ваш. Формуляр заполнял портье. Кажется, вы сказали ему, что вы левша, а левая рука у вас была перевязана. Как, впрочем, и сейчас. Это что, неправда, вы не левша?

– Левша.

Он тоже взял карточку и громко прочитал слегка дрожащим голосом:

– Лонго. Даниэль-Мари-Виржини. Двадцать шесть лет. Работаете в рекламном агентстве. Приехали из Авиньона. Живете в Париже. Французское гражданство. Это не вы?

Казалось, она в свою очередь была обескуражена:

– Из Авиньона?

– Вы так сказали портье.

– Какой-то идиотизм.

Администратор молча развел руками. Не он же виноват в том, что она сказала какую-то глупость. Филипп сжал теплую руку, лежавшую на рукаве его свитера, и осторожно спросил:

– Вы вообще сюда не приезжали?

– Конечно, нет! Все придумано с начала и до конца!

– Если хотите, можно найти портье.

Она несколько секунд глядела на него, потом пожала плечами, сказала, что не стоит, и отодвинулась от него. Открыла входную дверь, даже не попрощавшись.

– Вы не берете номер? – выкрикнула хозяйка.

– Беру, – ответила она. – Как и вчера. Ночую в другом месте, но как бы нахожусь здесь. Это чтобы казаться интересной.