Женевьева, далеко не юная вдова из племени ниписсингов, преодолевая леса и реки, несколько сот миль тащит на себе тело мужа, чтобы предать его земле по христианскому обряду. Она появляется у урсулинок в 1664 г., жаждущая наставления в святых таинствах, поскольку среди ее народа нет Черных Балахонов. Она начинает пламенно молиться, опоясывает себя железными веригами и пробует другие орудия самоистязания, экстатически рыдает во время службы в Страстную Пятницу оттого, что Господь передает ей свою любовь к человечеству, учится искать в себе знаки благодати или испорченности, а затем уходит из монастыря, чтобы помешать брату и дальше обменивать пушнину на бренди и чтобы с потрясающим рвением проповедовать христианские истины своим соплеменницам. Женевьева предстает перед нами в виде второй вдовы Мари Гюйар, только говорящей по-алгонкински[403]
.Но довольно о новообращенных, которые сами приходили в урсулинский монастырь. Что можно сказать о многочисленных таежных индейцах, враждебно настроенных к христианству? Время от времени их портреты, с чужих слов, тоже появляются в письмах Мари. Вот как, например, выступает против иезуитов на родовом совете гуронка, «одна из старейших и наиболее уважаемых женщин этого племени»:
В наших смертях повинны Черные Балахоны со своим колдовством. Послушайте меня, и я докажу это доводами, справедливость которых вы не сможете отрицать. Они поселяются в деревне, где все чувствуют себя прекрасно; стоит им появиться, как народ начинает умирать и в живых остается три-четыре человека. Они перебираются в другое место, и там происходит то же самое. Они посещают вигвамы в других деревнях, и от болезни и смерти уберегаются только те, к кому они не заходили. Неужели вы не понимаете, что, когда они произносят так называемые молитвы, с их уст срываются заклинания? То же происходит и когда они читают книги. В их вигвамах есть большие палки [ «ружья», поясняет Мари своему адресату], которыми они производят гром и рассылают свои чары во все стороны. Если мы в скором времени не умертвим их, они погубят нашу страну, изведут всех, от мала до велика.
«Когда гуронка кончила свою речь, все согласились, что она права», — завершает рассказ Мари. В самом деле, «ее слова казались правдой… потому что, куда бы ни шли отцы [иезуиты], Бог посылал им в попутчики смерть, дабы придать особую чистоту вере тех, кто будет обращен»[404]
.Из всех писем Мари Воплощения это случай ее наиболее полного вживания в образ антагонистически настроенной индианки, которую француженка считала «одержимой демонами». При интересе Мари к голосам наверняка не случайно, что она передает речь женщины, причем женщины, владеющей даром слова и к тому же пропущенной в «Реляции» отца Лальмана за тот год[405]
. Обычно, поскольку ирокезы считались врагами христиан и французов, Мари изображала их в виде «варваров», которые издеваются над попавшими в плен верующими, подвергают их пыткам и убивают[406].Но даже «варвары», оказывается, склонны к обращению в христианство, и с тех пор как ирокезы начали креститься, Мари отзывается о них не менее восторженно, чем о других индейцах. Перемена эта совпала с посещением монастыря во время мирных переговоров 1655 г. ирокезскими посланцами и одной