Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Мериан, видимо, пользовалась не микроскопом, а лишь увеличительным стеклом и на этом этапе исследований не прибегала к препарированию (во всяком случае, она не сообщает об этом). Ее внимание, как мы убедились, было в основном сосредоточено на внешних чертах насекомых в процессе их изменения, а также на растениях, служивших личинкам пищей в разное время года. Сейчас мы бы назвали такой подход экологическим: Мария Сибилла описывала даже дырочки, которые проделывали в листьях гусеницы. (Разумеется, она не касается роли насекомых в опылении — ее современники только начинали рассматривать под микроскопом цветочную «пыль» и спорить о том, есть ли у растений половые органы.)[541]

Вероятно, «экологическому» подходу способствовала в тот период чисто практическая озабоченность по поводу сведения лесов и осушения болот[542]. Он мог также возникнуть благодаря тому, что естествоведы на время забыли проблемы классификации и задумались над ролью Бога в том, что они называли «природным хозяйством» (the economy of nature). Так, в 1691–1692 гг. англичанин Джон Рей, известный своими тонкими наблюдениями над растениями, птицами, рыбами и насекомыми, опубликовал труд «Мудрость Бога», в котором подчеркивал как «инстинктивное» поведение животных (в том числе насекомых), так и полезность друг для друга разных составляющих природы. И все же, указывает биограф Рея, «первостепенной заботой для него» была таксономия. Мериан, в отличие от Рея, интересовали прежде всего взаимодействия в природе и процессы органических превращений. Среди специалистов существуют разные мнения по поводу того, только ли «органический» взгляд на природу ведет к экологическому подходу. Кэролин Мерчант считает, что так оно и есть, а по утверждению Доналда Вустера, органическая и механическая концепции порождают противоположные экологические традиции, одна из которых отстаивает идею мира человека с природой, а вторая — его господство над природой. Хотя Мериан нельзя использовать ни для разрешения этого спора, ни для новой постановки того же вопроса, ее отношение к природе, по крайней мере на данном этапе жизни, скорее вписывается в органическую концепцию относительно мирного толка[543].

Что касается связи Мериан с другими естествоиспытателями, латинские названия растений она, вероятно, черпала из ботанических трудов Каспара Боэна (привычного для XVII в. источника номенклатуры)[544], однако она не упоминает в тексте ни его, ни других ученых, как не сообщает, в чем ее наблюдения совпадают, а в чем противоречат общепринятым взглядам. Вместо нее некоторые имена упоминает Кристоф Арнольд в своих стихах, помещенных в начале обоих томов: Сваммердам; англичанин Муффет, у которого появилась в лице Мериан соперница в Германии; Франческо Реди, с чьим открытием 1668 г. (о воспроизведении насекомых с помощью яиц) она, несомненно, была знакома; Марчелло Мальпиги с его работами о шелкопряде (1669)[545]. Мериан не могла не знать их трудов, но предпочитала просто изображать откладывание яиц и даже упорно придерживалась собственного образного слова Dattelkern («финиковая косточка») вместо обычного немецкого Puppe («куколка»)[546].

Будучи натуралистом-художником, она не хотела, чтобы ее текст забивал картинки, а также не собиралась «портить» свои гравюры буквами от А до Ж или римскими цифрами от I до IV, как делали в помощь читателю Сваммердам и Мальпиги[547]. Ее рисунки должны были пониматься безо всяких технических ухищрений (самое большее, что требовалось зрителю, это небольшая подсказка из текста — «гусеница, изображенная на листочке…»), представлять собой живое воспроизведение, желательно в цвете, красоты природы, ее процессов и взаимоотношений. Возможно, именно это качество работы Мериан подвигло Кристофа Арнольда на вышеприведенные слова: «что Сваммердам нам обещал… всеобщим достояньем стало».