Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Ее ожидала очень серьезная трансформация. Хотя Марии Сибилле не пришлось расставаться с дочерьми, многие перемены в ее жизни были не менее радикальны, чем пережитые Мари Гюйар при вступлении в урсулинский монастырь в Туре. Речь шла не просто о принятии учения Жана де Лабади, согласно которому следовало вот-вот ожидать пришествия великого царя Иисуса Христа, а самого Лабади считать одним из его провозвестников; речь шла о немедленном удалении из мира насилия, гордыни и похоти и начале новой жизни — жизни кающегося нонконформиста. Недостаточно было лишь входить в сообщество франкфуртских пиетистов, дважды в неделю испытывавших вместе религиозный восторг, а в остальное время заниматься повседневными делами; необходимо было порвать с греховным будничным существованием и полностью перейти в лоно «Реформированной церкви, удалившейся от мира и в настоящее время собранной во Фрисландии, в Виуверде»[571].

Лабади умер еще в 1674 г., и теперь община собиралась превратиться в Новый Иерусалим под руководством его преемника, Пьера Ивона. Сюда принимали все языки: по приезде Мария Сибилла должна была слышать вокруг французскую, голландскую, немецкую и даже английскую речь, проповеди читались по-французски и по-голландски. Сюда принимали все сословия: среди примерно 350 человек, принадлежавших к общине в середине 80‐х годов, были бочары, плотники, повара, прядильщики, купцы, врачи и священники; виувердское поместье Валта, в котором располагалась община, было подарено ей тремя новообращенными патрицианками — сестрами Аарссен ван Соммелсдейк. Не чуждые уступок мирской иерархии, сестры Соммелсдейк вместе с пастором Ивоном и его женой жили в господском замке, а не в более простых помещениях, где размещались все остальные, однако языком социального почтения, к которому прибегала Мария Сибилла в письмах Кларе Имхофф, в общине не пользовались. Главной иерархией в Валте была степень духовности, а потому к «первому сословию» принадлежали избранные, т. е. Братья и Сестры, тогда как менее почетное «второе сословие» составляли претенденты на вступление в общину, все еще снедаемые любовью к самим себе[572].

Истинное раскаяние вело к тому, что Ивон называл нищетой духа, т. е. к отрешению от всего мирского. Для начала следовало отрешиться от гордыни, от похвал, которые ученые люди расточали твоим талантам и твоей самобытности. Отрешиться от роскоши, от изящных нарядов и драгоценностей, которые Мария Сибилла надевала в гости к нюрнбергской знати. Все это нужно было отбросить от себя, как змея сбрасывает кожу, и заменить грубым балахоном Валты. Нужно было отказаться от своего имущества, от домов во Франкфурте и на Мильхмаркт-штрассе, от тяжб из‐за наследства, от собранных коллекций прекрасной живописи. Все вещи следовало незамедлительно отдать общине для совместного пользования, а чтобы быть принятым в «первое сословие», надо было распроститься со всем имуществом, принадлежавшим тебе в греховном мире. Марию Сибиллу Мериан должны были сразу воспринять как избранную, поскольку в 1690 г. она писала франкфуртским властям, что не владеет никакой собственностью в их городе: все, что приписывается ей, на самом деле принадлежит Иоганну Андреасу Граффу[573].